Помнишь историю отцов-основателей? Помнишь их самую желанную цель? То, к чему они стремились, создавая город.
Они не желали, чтобы по улицам расхаживали маньяки и воры с заряженными пистолетами. Они не желали убийств и страданий жителям города.
Отцы-основатели хотели, чтобы каждый живущий здесь был в полной мере свободен». – (Пока не свихнулись и не сожгли к чертовой матери здание Верховного Совета. К тому и шло…)
«Не такой свободы отцы-основатели желали. Не думаю, что их идеалистические модели свободного общества основывались на свободе выбора наиболее понравившейся проститутки. При всей наивности и сумасбродности идей Безымянных отцов, их догмат отрицал рабство. Ведь рабство всегда являлось главным антиподом свободы.
Тебе ли этого не знать?» – Я усмехнулся. Но в этой усмешке не было ни капли удовлетворения. Была только горечь. Мама поняла это. Она всегда меня понимала.
Только она.
«В моем Доме нет, не было и никогда не будет рабства! Девочки работают здесь. Как работает продавец или учитель». – Удачное сравнение. Особенно с учителем.
«Они зарабатывают себе на жизнь. И, скажу тебе, зарабатывают довольно неплохо. Во всяком случае, продавцу или учителю такие деньги даже не снились.
А если бы я не дала им работы? Если бы не впустила в Дом? Что тогда? Ты хоть представляешь, что было бы с ними тогда? Кто присмотрел бы за ними? Кто защитил? Они умерли бы с голоду. На улице…»
«Дом». Она называла свой бордель «Домом». Что может быть хуже…
Моя биологическая мать называла «домом» каждый притон, в котором оставалась на ночь. Вот, что может быть хуже.
«…Поэтому не смей осуждать меня, Праведник…» – С какой бы интонацией она не произносила мое имя, это было великолепно, – «…я даю им возможность жить. Жить лучше, чем живут многие другие. Лучше, чем они жили бы без меня.
Слышишь, Праведник? Жить!
Ты не посмеешь осуждать меня. Ведь, в отличие от тебя, я думаю о других. Я умею переживать и сочувствовать. А не только жать на курок!»
«На спусковой крючок». – Вырвалось машинально.
«Что?»
«Жать на спусковой крючок, а не на курок…»
«Это не важно.
Девушки, которую ты ищешь, здесь нет. Поэтому тебе пора уходить». – Она снова отвернулась к окну. Что она там рассматривает? Неужели лицезреть меня еще более невыносимо, чем виды города Ангелов?
«Наверное, ты права». – Мне было также невыносимо смотреть на нее. Невыносимо просто смотреть и не иметь возможности заключить в свои объятия.
«Я не могу тебя проводить, извини. Слишком много дел. Думаю, ты и сам найдешь выход».
Дела. Любые самые незначительные дела, лишь бы поскорее от меня избавиться. Лишь бы не тратить на меня свои драгоценные минуты.
«Я не очень хорошо ориентируюсь в твоём борделе. Все эти коридоры, комнаты… Боюсь, заблудиться. Так что не отказался бы от проводника». – Я не собирался покидать это место с пустыми руками. Слишком много времени было потрачено на разговоры. Настала пора перейти к действиям. – «Может быть, кто-нибудь из девочек проводит меня? Раз Мамочка так сильно занята». – Она чуть вздрогнула.
Она не любила, когда я так её называл. Этим прозвищем. Ставшим её вторым именем. Только не я. Только не этим прозвищем…
Она позвала одну из своих проституток.
Спустя несколько минут в кабинет Мамы, предварительно постучавшись, вошла длинноногая девица в одной мини-юбке. Из-под огненно-рыжих волос (более ярких, чем у Мамы и менее желанных) выглядывали нагловатые глаза.
