Никто не узнает - страница 37



Читать бредятину вчерашнего подростка меня как-то совсем не тянет. С вероятностью в восемьдесят процентов он пишет графоманские рассказы в стиле «на Землю напали инопланетные завоеватели, и наша миссия – спасти родную планету». На определенном этапе взросления почти все мои однокурсники с журфака грешили подобным.

– Договорились, – кивает Инесса. – Ты не против, если я вас познакомлю? Он просто искренне восхищается твоим творчеством, милая. Ты же у нас талантище!

Не дождавшись моего ответа, она машет своему Алексею, подзывая его поближе. Парень, явно встрепенувшись, приосанивается и чересчур торопливой походкой направляется к нам.

Ну вот, отлично. На носу еще один неловкий диалог с представителем юного поколения. И почему мне так «везет» сегодня?

 

Богдан

 

Смотрю на Карину, и внутри все сиропом обливается. Горячим таким, булькающим. Она настолько изящна, грациозна и женственна, что на ее фоне все остальные девушки, которых я раньше считал привлекательными, теперь представляются мне размалеванными мартышками.

Понимаете, красота бывает разной. И по типу, и по сроку существования. Иногда случается так, что встречаешь эффектную женщину, а затем она открывает рот, произносит несколько предложений, и вся ее красота рассеивается, словно туман по утру.

А вот с Кариной все иначе. Ее внутренняя притягательность ничуть не меньше внешней. То, как она говорит, держится, улыбается, как убирает за уши темные шелковистые волосы, вызывает во мне прилив острого и абсолютно неконтролируемого возбуждения.

И это при том, что Карина совсем не стремится выглядеть нарочито сексуально. На ней довольно скромное элегантное платье, она совершенно не выпячивает напоказ свои прелести, но, тем не менее, при одном только взгляде на нее низ живота наливается сладкой болью, а мысли превращаются в натуральную порнуху.

Мне хочется подойти к ней, провести ладонью по нежной бархатной коже, собрать мурашки, глубоко втянуть ее жасминовой запах, а затем засунуть руку ей в трусики. Туда, где в прошлую нашу встречу было очень тепло и влажно… Короче говоря, в своем воображении я уже трахнул Карину на каждом столе этого пафосного ресторана. На каждом стуле и у каждой стены.

Без особого удовольствия отпиваю кислое шампанское, которое представители здешнего «сливочного» общества лакают с каким-то странным, непонятным мне смаком, и вновь ищу взглядом ту, ради кого я впервые со школьных времен напялил белую рубашку и пиджак.

Карина стоит у стены, увешанной полотнами с какой-то безобразной мазней, в компании неизвестного мне пацаненка. Стоит и мило так беседует. Улыбки ему свои адресует, голову слегка набок наклоняет, когда он что-то ей щебечет, даже кивает изредка. Типа интересно его ересь слушать.

Нет, значит, со мной ей общаться западло, а с каким белобрысым хмырем – пожалуйста. Ну и где здесь справедливость?

Откладываю в сторону бокал и, плюнув на предрассудки, направляюсь к противной парочке, намереваясь вмешаться в их, без сомнения, занудный разговор. Не для того я приперся на эту унылую вечеринку, чтобы со стороны наблюдать, как женщина моей мечты дарит внимание другим.

– В этой картине я вижу противостояние добра и зла. Путь света труден и тернист, а еще он всегда лежит через мглу. Именно эту идею закладывал Дербинский, – доносится до меня обрывок разглагольствований блондина, когда я останавливаюсь за спиной Карины, в полумере от нее. – Мазки грубые и размашистые – это символ несогласия. Но пастельные цвета призывают к отказу от агрессивной борьбы. Силой ничего не добьешься, нужно проникать в умы через сердце.