– Я позвонила, – сказала Гретхен, – потому что мне сегодня вечером нечего делать. Мой приятель меня обманул. Для разнообразия. – Она невесело рассмеялась. – Вот я и вспомнила, что у меня есть родственники. Хорошо повидаться с родственниками, когда нет других занятий. А как Уэсли?
– Ничего, – ответил Рудольф. – Вырос. И такой же серьезный. Даже еще более серьезный.
– Что-нибудь случилось? – спросила она.
– Не страшнее, чем у нас с тобой, – весело ответил он.
– А как он отнесется к моему появлению?
– Прекрасно. Он сказал, что мы с тобой первые в списке тех, кого он хочет видеть.
– Что это значит? – встревожилась она.
– После ужина я тебе все объясню. Парень просит бифштекс. – Он назвал ей ресторан, положил трубку и, надев пиджак, спустился вниз. Уэсли стоял посреди гостиной и осматривался по сторонам.
– Знаете, – усмехнулся он, – вот таким, по-моему, и должен быть дом истинного христианина.
По дороге к ресторану Рудольф заметил, что Уэсли ходит точь-в-точь как отец: так же горбится, так же угрожающе поводит плечами. В детстве Рудольф думал, что Том нарочно так ходит: пусть все знают, что перед ними вырвавшийся на свободу опасный хищник, и держатся подальше. Повзрослев, Рудольф увидел в этой походке способ самозащиты. Так брат давал понять, чтобы его оставили в покое.
Узнав, что Гретхен тоже придет в ресторан, Уэсли обрадовался:
– Здорово! Она – блеск, настоящая леди. Не то что эти дамочки, которых мы катали. Деньги у них прямо из ушей сыпались… – Он смешно затряс головой. – Они день и ночь разгуливали полуголые и на всех… плевать хотели. – После двух стаканов пива у него слегка развязался язык. – Знаете, я иногда не могу понять: вот некоторые женщины за всю свою жизнь пальцем не пошевелили, а держатся так, будто им принадлежит весь мир.
– Они репетируют перед зеркалом, – сказал Рудольф.
– Репетируют перед зеркалом! – расхохотался Уэсли. – Надо запомнить. А тетя Гретхен работает, правда?
– Еще как, – ответил Рудольф.
– В этом, по-моему, все и дело. Кто не работает, тот дерьмо. Извините за выражение, – спохватился он.
– Ничего.
– Отец и покрепче выражался, – сказал Уэсли. – Вот некоторые говорят так, будто у них в заднице якорь сидит. Он таких не любил. Он говорил, что крепкие словечки – это одно дело, а похабщина – совсем другое.
– Правильно он говорил. – «Интересно, – подумал Рудольф, который так и не преодолел детской неприязни к ругательствам и всегда тщательно следил за своей речью, – а я тоже вхожу в эту категорию людей с якорем в заднице?»
– Знаете, – продолжал Уэсли, – Кролик очень высокого мнения о вашей сестре. Он сказал мне, что вам следовало бы жениться на ней.
– Тут возникли бы определенные затруднения, – возразил Рудольф, – поскольку мы брат и сестра, а я не египетский фараон.
– Как это? – не понял Уэсли.
– В Древнем Египте у фараонов было принято жениться на сестрах.
– Понятно, – отозвался Уэсли. – Я, знаете, не очень-то силен в науках.
– Ты еще молодой.
– Ага-а, – протянул Уэсли, задумавшись над своей молодостью.
«Нет, в мальчишке определенно есть хорошие задатки, а теперь Крейлеры получили законное право искоренять и губить их. Это же настоящее преступление! Завтра нужно будет еще раз спросить у Джонни Хита – он и его жена едут с нами в Монток, – нет ли какой-нибудь возможности вырвать мальчишку из рук матери».
– Кстати, об образовании, – сказал Рудольф, – ты собираешься в колледж?
