Сборы и совещания длились более недели, и всё это время, глядя на старших умельцев, я набирался практического опыта.
Однажды я вышел из нашей «мастерской» и увидел на плацу большое скопление полковников и генералов. Все они были в каракулевых папахах, а генералы выделялись ещё и блестящими золотистого цвета погонами и красными лампасами. Один генерал-лейтенант обратился к группе военных со словами: « А где здесь полковник Перегудов?» « Я здесь, товарищ генерал-лейтенант», – отделился от группы грузный полковник и не спеша направился к генералу. Однако последнего в этом что-то не устраивало, и он резко скомандовал: « Полковник Перегудов, отставить движение. Слушайте мою команду: – Кру-гом! Строевым шагом на своё место марш!» Полковник, подтянув живот, зашагал было назад – к группе офицеров. Но тут снова раздалась команда: « На месте шагом марш – стой!» И снова: «Кру-гом! Полковник Перегудов, ко мне бегом марш!» И тот, тряся животом, на полусогнутых ногах засеменил к генералу. А, приблизившись, как мог чётко отрапортовал: « Товарищ генерал-лейтенант, полковник Перегудов по вашему приказанию прибыл!» Только после этого генерал несколько успокоился, и уже на добрых тонах начал беседу.
…Тогда-то я и вспомнил майора Эрлиха, который с блеском глаз занимался со мной «строевой подготовкой», когда я, будучи дневальным по батальону, стоял у тумбочки с кинжалом в ножнах, висящим у меня на поясе. И лишний раз убедился, что нахожусь в армии.
Старшины
Старшины у нас с интересными колоритными фамилиями. Эти фамилии уже сами по себе настраивают на иронический лад, хоть бери карандаш и сразу рисуй карикатуру на старшину, которого ещё и знать-то не знаешь: старшина Горох, старшина Тришкин, старшина Криворучко, старшина Шмалько. Это старшины старой закалки – настоящие «макаронники», профессионалы. А вот последний наш старшина Диков, явно залётный. Не похожий ни на кого. Нацепил на грудь значок «Отличника», а рядом значок первого разряда по бегу – такой тусклый, потёртый, прямо антикварный – вытащенный наружу из бытового мусора. Ротный капитан Котлов пришёл и смотрит то на грудь старшины, то в лицо. Этот Диков странный какой-то: построит роту, приставит правую «растопыренную» руку к козырьку у виска, а левую прижмёт плотно к бедру (как при равнении на знамя) и так сильно и дробно бьёт об пол ступнями ног, шагая в направлении командира роты, чтобы фальцетно сказать: « Товарищ капитан, рота по вашему приказанию построена. Докладывает старшина Диков!» Кажется, что он и в самом деле «залётный», далёкий от службы человек, с резкими выходками и диковатым блеском глаз.
Другое дело старшина Горох: – Ты служишь, – говорит он солдату, – для того, чтобы потом со спокойной совестью жить, отдыхать, встречать праздники. Чтобы потом на душе у тебя было спокойно.
…Я принёс из штаба приказ и вручил старшине в коридоре. Старшина Горох очень серьёзно его прочёл. Потом перечёл. И ещё раз пробежал по тексту глазами. Он не расписался там, в коридоре, хотя карандаш я ему уже подал. Он зашёл с приказом в канцелярию. Прошёл к дальнему (своему) столу и сел. Положил перед собой приказ и приложился карандашом к нему старательно и умно. Расписывался в два приёма: до половины росписи, а потом вторую половину продлил красивыми крючками. И, сделав несколько закруглений, подал мне приказ. Я посмотрел на подпись. К ней он присоединил буквы «Ст.» – то есть «старшина», – как что-то обязательное и неотъемлемое от него самого. И я понял, что он себя по-настоящему уважает.
