Если Ваня печатает шаг, быть «разбору полётов» и означает: что-то случилось.
Окинув взглядом строй, он глубоко вздохнул, поправил огромные очки на мясистом носу и начал вынос мозга:
– Я вот не понимаю, товарищи курсанты, что такого сложного: сходить в увольнение? Вышел в город, побарахтался, пожрал гражданской еды, склеил девку с титьками, помял, хорошо провёл время и вернулся в училище. Всё просто. Но не для нас, – многозначительно сделал паузу, раскатывая туловище взад-вперёд; слегка привстав на носочки, и, сделав пару фрикций в сторону строя, продолжил, – Не для нас.
Остановившись, он внимательно посмотрел на носки своих, всегда сияющих ботинок, дожидаясь, пока личный состав усвоит сказанное, потом вскинул голову, безошибочно выцепив взглядом залётчика:
– Курсант Черняховский! Выйти из строя! Вот, товарищи, полюбуйтесь…
Ваня сделал пару фрикций в сторону Мишки, поправил средним пальцем правой руки огромные очки и продолжил, – Зачем так жестоко избивать гражданских лиц в общественном транспорте? Хотелось почувствовать себя защитником сирых и обиженных, как Дядя Стёпа моряк?
– Действовал по обстоятельствам, – скромно ответил курсант.
Что произошло на самом деле?
…В чёрном вечернем городе, по чёрной улице Черняховского, в чёрной шинели бежал курсант Черняховский. На душе было черным-черно. Чёрная мысль не давала покоя, как этот чернявый урка всё-таки ухитрился выскочить на ходу из электрички.
Надо было торопиться, чёрные командирские часы показывали, что до окончания увольнения всего полчаса. Пришлось бежать к родной системе вдоль чёрного Обводного канала. Сердце подводника билось ровно, нервы североморца, закалённые в прочном чёрном корпусе проекта 667БДР, где проходил срочную службу, позволили события, произошедшие буквально час назад, воспринимать спокойно, – жизнь есть жизнь: то белая полоса, то чёрная.
Всё произошло, как в чёрно-белом телевизоре. Сон уставшего курсанта в ночной электричке, мчащейся в Ленинград чёрной осенней ночью, был прерван криками: «Деньги, кольца и всё ценное, – мне! Живо!». По вагону уверенно двигалась блондинка слегка поношенного вида в чёрном плаще на голое тело и собирала с притихших и испуганных пассажиров золото, бриллианты, кошельки. С двух сторон в дверях вагона стояли урки: один – с ножом, второй – со стволом… Картина чёрной тушью – грабёж в поезде.
Никто не обратил внимания на дремавшего курсанта в чёрной шинели на первом сиденье у входа в вагон. Но стоило бандиту со стволом ослабить внимание, мгновенно взметнулась чёрная тень, – прямой в челюсть, и ойкнуть не успел налётчик, как выпал в астрал. Чёрная шинель рванулась ко второму негодяю в другом конце вагона в броске, и «сборщица драгметаллов» от удара локтем в подбородок влетела в чёрное ночное окно вагона, да так, что голова застряла в разбитом стекле стеклопакета, где она и осталась бессознательно висеть с улыбкой на своём, теперь, изрядно поношенном лице. Нервы второго налётчика не выдержали, увидев своё будущее в чёрных красках, открыл ножом дверь электрички и выскочил на ходу в чёрную ночь…
Так курсант совершил в вагоне подвиг Дяди Стёпы моряка.
И теперь горды ребята, —
Пионеры, октябрята, —
Что знакомы с краснофлотцем,
С настоящим моряком!
Он домой идёт с Арбата.
– Как живёшь? – кричат ребята.
И теперь зовут ребята
Дядю Стёпу «Маяком».
После отважного поступка курсанта Черняховского в общественном транспорте Чёрный призрак больше по роте ночью не гулял.
