– Денег у нас и без нее хватает, – обиженно отмахнулся принц.
– В общем и целом. Подозреваю, что ремонт этих руин обойдется отнюдь не дешево.
Бервик ушел, а Гейбриел долго сидел неподвижно и смотрел на стол. В Англии жилось несравнимо спокойнее, чем в Марбурге. Там постоянно ему угрожала опасность: он мог, например, случайно влипнуть в одну из бесконечных политических интриг или военных авантюр, от которых у братьев моментально загорались глаза.
А главное, здесь у него был собственный замок. Чудесный, старинный, огромный замок.
– Ужинать предстоит с принцем и ближайшими родственниками, – нервно оповестил Элджи. – Они называют это «в семье».
– В семейном кругу, – поправила Кейт.
– Интересно, на каком языке говорят в Марбурге? Если на немецком, я не пойму ни слова.
– Здесь я слышала французскую речь, – заметила Кейт.
– Французскую? Французский я учил в Итоне. – Лорд Димсдейл помолчал. – Но вот только мало что помню. Неужели и за столом будут говорить по-французски?
– Не волнуйтесь: если потребуется, я переведу, – успокоила Кейт и впервые порадовалась, что приехала вместо Виктории: бедняжка понятия не имела об иностранных языках. Самой ей посчастливилось заниматься французским еще при жизни отца. – А что вам известно об окружении принца?
К сожалению, лорд Димсдейл ничего не знал о семье матери и даже перед ответственной поездкой не потрудился навести справки.
Стол был накрыт в чудесной комнате. Хотя Бервик и назвал ее маленькой утренней гостиной, она оказалась намного просторнее любой из комнат в Ярроу-Хаусе.
Принц, разумеется, сидел во главе стола, одетый в темно-синий сюртук поверх сиреневого жилета с золотыми пуговицами. Парик Кейт и его жилет гармонировали как нельзя лучше.
Выглядел он потрясающе: необычайно красиво и ужасно дорого.
А главное, откровенно скучал.
Наблюдать за его высочеством издали было бы, пожалуй, интересно, но, к собственному ужасу, Кейт обнаружила, что сидеть предстоит по правую руку от хозяина. В тумане смущения и смятения она подошла к своему месту, почему-то остро ощущая тяжесть бриллиантового ожерелья на шее и бриллиантового гребня в волосах. В эту минуту Кейт казалась себе дочерью богатой содержанки, которая втерлась в благородную компанию в надежде найти состоятельного мужа.
К счастью, на самом деле все обстояло совсем иначе. Отец был младшим сыном графа. Да-да, графа! И этот неоспоримый факт не могло отменить даже то грустное обстоятельство, что умер он, не оставив дочери приданого, а в конце жизни женился на особе легкого поведения.
Разочарование, конечно, забыть трудно, и все-таки родословная есть родословная и отменить ее невозможно. Внучка графа, даже обедневшая, навсегда останется внучкой графа.
Вдохновляющая мысль заставила Кейт поднять подбородок и расправить плечи. Принц беседовал с какой-то полной дамой, сидевшей слева, – та с очень серьезным видом рассказывала о чем-то. Кейт прислушалась и поняла, что почтенная особа говорит по-немецки, а его высочество отвечает по-французски. Джентльмен справа тоже оказался вовлеченным в диалог, так что Кейт ничего не оставалось, как есть рыбу и слушать реплики принца.
Вот леди высказала какое-то смелое суждение, и хозяин назвал его необузданным разгулом фантазии. Леди возразила, после чего принц тоже перешел на немецкий. Кейт утратила возможность подслушать даже половину разговора, но не перестала внимательно наблюдать из-под ресниц.
