Декана, однако, это не убедило; с его слов выходило, что полиция была в произошедшем совершенно уверена. Что Ильдар, что Николай протестовали слабо, что заставило Артёма поверить в их вину, а декана – быстрее от них избавиться. Но уже молча спускаясь по лестнице, Артём развернулся и ринулся наверх. Дождавшись, пока выйдут, под ропот очереди вошёл к декану:
– Господин профессор! Господин Янтарский был со мной, он может подтвердить…
– Так пусть подтвердит! – отрезал Герман Викторович. – Полиция о нём не сообщала. Выйдите!
С Ромкой они столкнулись в университетской столовой; тот выглядел точно так же, как и обычно, и легко согласился пойти и рассказать декану, правда, добавив, что у него дел невпроворот, поскольку он до сих пор должен две пересдачи. Только на третий день с этого обещания Артём почувствовал что-то неладное в постоянной нехватке Роминого времени: листок, меж тем, висел, и Артём всерьёз опасался, что у него того и гляди отберут зачётку и пропуск, а следующий рассвет он встретит уже в части.
Остальные переживали происходящее по-своему: однажды Артём видел женщину в платке, по-видимому, мать Ильдара, другой раз – дородного мужчину с пятикурсником выше него ростом. Ввязывать в это родителей Артём не хотел, к тому же не был уверен, что отец ему поверит; искать бывших обитателей квартиры? Как?
Когда Артём выхватил друга между парами и настоятельно попросил сходить вместе, тот сказал, что в деканате был: Артём впервые заподозрил ложь, и тем же вечером Рома пропал.
Не появился ни на съёмной квартире, ни на лекциях.
Позвонил Янтарским – Марья Петровна заверила, что сын уехал навестить каких-то родственников; Артём почувствовал, что немного сходит с ума. Он жил в квартире, усыпанной следами Роминого пребывания, собирался жениться на его сестре, знал, в конце концов, самого Рому с первого курса!..
Через знакомых он вышел на поэтессу: ту отчисляли с философского. Помнила она происходящее смутно.
– Кто-то принес вещества, да. Не знаю, кто.
Артём спросил про Рому. Пришлось показать фотографию, тогда она его узнала:
– Клеился к какой-то девице в красном, пил. Не знаю, употреблял ли. Они заперлись в ванной комнате вдвоём.
Всё ещё бесполезно. Артём ещё раз заглянул к Янтарским, попросил Соню написать, когда объявится брат, и, выйдя, уставился на дом напротив.
С одной стороны, свидетельство Ричарда о том, что они ушли вместе и что хотя бы при нём Артём ничего не употреблял и не вытворял – уже больше, чем ничего, пусть тот и гимназист.
С другой – страшно подумать, как тому влетит. Своих-то родителей он не посвящал в студенческие развлечения, а ведь ему давно не шестнадцать. Да и дерут с гимназистов сильнее, чем со студентов. Не поставит ли он Ричарда под исключение или полицейский надзор? Не пришьют ли и ему дело с той же лёгкостью, с какой самому Артёму?
Была прекрасная солнечная погода, и этим она лишь сильнее смущала Артёма. Погода была такая, в которую надо идти и радоваться жизни, любви, будущему, да хоть новой книге, а вместо этого он думает о том, что надо бы заложить неплохого парня родителям и полиции.
Как отреагировали бы его родители на посещение гимназистом квартиры с алкоголем, доступными плотскими утехами, да ещё и, как выяснилось, веществами?
Что в шестнадцать, они и сейчас… Артём представил напряжённое, усталое лицо отца, взволнованное – матери, обсуждения, упрёки, недоумение, разочарование. И почти развернулся, чтобы уйти.
