- Слышала фразу, что женщины одеваются не для мужчин и даже не для себя? - спрашивает Зоя, когда я запахиваю штору, чтобы она примерила следующую кофту.
- А для кого?
- Для других женщин.
Усмехаюсь, качнув головой.
- Мне кажется, в наше время женщины одеваются для социальных сетей.
- Интересно, как у них обстоят дела в реальности.
- Ну я думаю, на каждый товар найдется покупатель.
Зоя высовывает из-за шторки голову.
- Товар? - спрашивает, глядя на меня, я морщусь.
- Прости. Просто мне сложно воспринимать такой тип девушек как реальных. Они создают такую красивую картинку в интернете, что кажется, в жизни к ним просто боятся подходить. Слишком идеально - тоже не очень-то хорошо.
Зоя отодвигает штору, демонстрируя мне еще одну кофту.
- Для них есть олигархи, - говорит мне, пока я разглядываю ее.
- Наверное. С олигархами я мало знакома. Встречала только один раз.
- Правда? - Зоя смотрит с интересом. Я пожимаю плечами. - И как он? То есть я хочу сказать…
- Он необычный олигарх, - улыбаюсь ей. - По крайней мере, мне так кажется. Сравнивать-то не с кем. Классный мужик.
Зоя едва заметно хмурится, щурясь, смотрит на меня еще пару секунд, потом задергивает шторку, чтобы примерить следующую кофту.
- У вас был роман? - спрашивает оттуда.
Ну конечно, не глядя в глаза, провокационные вопросы задавать проще. Как и отвечать на них.
- Нет, - я прислоняюсь спиной к стене, сунув руки в карманы штанов. - Просто случайная встреча.
- Ясно.
Я криво улыбаюсь сама себе. Врать, когда не смотришь в глаза собеседнику, тоже значительно проще.
После того, как мы покупаем красивые шмотки в новом стиле, Зоя еще проходится по магазину и берет несколько повседневных.
- Перебери вещи дома, - советую я. - Есть такая психологическая практика. Нужно собрать и выкинуть вещи, которыми не пользуешься и которые тянут тебя назад.
- Все должно быть в порядке, - задумчиво тянет Зоя, пробегая пальцем по ряду вешалок. - Так моя мама говорила, - переводит взгляд на меня. - Она была помешана на порядке и чистоте. Раз в год перебирала все вещи, которые были в доме и вытаскивала на помойку огромные пакеты. Я все время не могла понять, откуда за год берется столько новых вещей, которые нужно выбросить. А потом поняла: это не новые, это все те же старые. Они потеряли свою значимость за год.
- Тебе от этого грустно?
- Я не знаю, - она мягко улыбается. - Не знаю. У моего папы была сумка с инструментами, одна небольшая спортивная сумка. Каждый год мама давала папе эту сумку и просила разобрать ее, потому что она в инструментах не смыслила.
- Он не разбирал?
- Нет. Обещал. Каждый год говорил, что надо, но в итоге она несколько дней стояла в углу комнаты, а потом мама отправляла ее обратно в шкаф. Когда папа умер, вдруг оказалось, что эта сумка - то немногое, что было его, что могло бы напомнить о нем. Я полезла в нее, и оказалось, что она набита хламом. Перегоревшие лампочки, старые неработающие провода, и все в таком духе. Мне было так обидно. Как будто я открывала коробку с подарком, а она оказалась пустой.
- Но ведь что-то от него осталось?
- Много всего, - Зоя кивает, проходя к кассе. - Он был хорошим мастером по дереву. Просто я надеялась узнать о нем что-то новое, личное, что не было на виду перед моими глазами всю жизнь. Но увы…
- Давайте вещи, - девушка-кассир выдергивает нас из разговора с дежурной улыбкой на губах, Зоя на меня не смотрит, стоит, постукивая длинными тонкими пальцами по стойке.
