Когда я прикасаюсь к призраку, будь то собака или человек, на ощупь он твердый и теплый. От него не веет могильным холодом, не исходит запах смерти.
Леди Колокольчика, в белых теннисных туфлях, темно-серых брюках и мешковатом розовом свитере с такими длинными рукавами, что в них без труда прятались кисти, по-прежнему смотрела на море и молчала.
В силу миниатюрности женщины ее состояние сразу бросалось в глаза. Широкий свитер не мог скрыть, что она примерно на седьмом месяце беременности.
И я никогда не видел ее с мужчиной.
На шее висел медальон, из-за которого я и дал ей такое прозвище: колокольчик, размером с наперсток, на серебряной цепочке. В столь пасмурный день только это простенькое украшение и блестело.
Я полагал, ей лет восемнадцать, то есть на три года меньше, чем мне. И, наверное, в силу хрупкого телосложения она скорее выглядела как девушка, а не женщина.
Тем не менее желания называть ее девушкой Колокольчика у меня не возникало. Самообладание и спокойная уверенность в себе требовали «леди».
– Вы когда-нибудь видели такое затишье?
– Надвигается шторм, – мелодично ответила она. – Перед ним – зона высокого давления. Для нее характерен полный штиль, и она сглаживает волны.
– Вы – метеоролог?
Она улыбнулась, мило и естественно.
– Я – девушка, которая слишком много думает.
– Меня зовут Одд Томас.
– Да.
Я уже приготовился объяснить, как и почему получил такое имя, без этого не обходилось ни одно знакомство, но, к моему удивлению и разочарованию, не услышал от нее привычных вопросов.
– Вы знали мое имя? – спросил я.
– Как и ты – мое.
– Но я не знаю.
– Я – Аннамария. В одно слово. Ты бы вспомнил. И давай на «ты».
– Мы говорили раньше, – я пребывал в полном замешательстве, – но, я уверен, не представлялись друг другу.
Она лишь улыбнулась и покачала головой.
Белая блестка пролетела по давящему небу: чайка летела на сушу, чувствуя приближение вечера.
Аннамария оттянула рукава свитера, открыв грациозные кисти. В правой держала полупрозрачный зеленый камень размером с большую виноградину.
– Это драгоценный камень? – спросил я.
– Морское стекло. Осколок бутылки, который мотало по миру туда-сюда, пока вода не обточила все острое. Я нашла его на берегу, – она покрутила его в тонких пальцах. – Как думаешь, что он означает?
– Он должен что-то означать?
– Прибой так выглаживал песок, что он напоминал кожу младенца, и стекло открылось, как зеленый глаз.
Крики птиц разорвали тишину, и я поднял голову, чтобы посмотреть, что разволновало летящих к берегу чаек.
Их крики сообщили, что мы уже не одни. На пирсе за нашей спиной слышались приближающиеся шаги.
Трое мужчин лет под тридцать подошли к северному краю наблюдательной площадки. Посмотрели на берег, в сторону далекого порта и стоящих у пристани яхт.
Двое, в штанах цвета хаки и стеганых куртках, показались мне братьями. Рыжие волосы, веснушки. Оттопыренные уши, прямо-таки ручки пивных кружек.
Рыжеголовые посмотрели на нас. Лица такие каменные, взгляды такие холодные, что я мог бы принять их за злых призраков, если б не слышал шаги.
Один из них одарил Аннамарию короткой улыбкой, на мгновение открыв темные, неровные зубы наркомана, крепко подсевшего на метамфетамин[4]. От веснушчатой парочки мне уже стало не по себе, но больше всего меня встревожил третий мужчина. Ростом в шесть футов и четыре дюйма, он как минимум на полфута возвышался над своими спутниками, а такую мышечную массу мог нарастить только инъекциями стероидов.
