Бен прокручивал в голове много ужасных сценариев. Как ни странно, среди них не было того, в котором Джул просто не захочет больше жить и покончит со своим существованием.
Она поэтому захотела въехать в собственную квартиру?
В многоквартирном доме с лифтом и плоской крышей?
Неужели это с самого начала было частью ее плана?
– Было начало девятого, а она все еще не позвонила, – повторил Бен то, что уже много раз говорил своей жене. Но сегодня Дженни впервые по-настоящему хотела его слушать. Ранее она всегда ясно давала понять, что его фантазии на тему заговора ее не интересуют.
– Пожалуйста, Бен, не пытайся обмануть себя! Она сама это сделала. И она так хотела!
Дженни никогда не говорила прямо «Признай свою вину!», но это было и не нужно. Он и так понял: «Ты виноват, что наша дочь ненавидит свое тело и свою жизнь. И ты также виноват в том, что она захотела положить всему этому конец».
Бен прочистил горло, сделал еще один глоток воды и продолжил:
– Обычно я даю ей полчаса. Иногда она еще сидит на каком-нибудь семинаре. Или задерживается на работе в мастерской сотовых телефонов.
Дженни невольно поморщилась. Ей не нравилось, что Джул приходилось зарабатывать ремонтом телефонов. Она хотела, чтобы дочь полностью сконцентрировалась на изучении права.
– Но у меня появилось странное чувство, поэтому я поехал в ее район. И позвонил еще раз.
– Но она не подошла?
– Именно. Я попытался через WhatsApp, но она была офлайн.
А это уже странно. У Джул была настоящая зависимость от смартфона. Возможно, иногда ей не хотелось разговаривать, но она всегда была в сети.
– И потом пришло сообщение?
Бен сглотнул.
«Папа, пожалуйста, помоги…»
Для Бена это был крик о помощи.
Для следователей тоже, но они считали, что это крик самоубийцы, которая хочет привлечь внимание к своей попытке суицида.
– Я получил эсэмэску, когда был буквально за углом. Через минуту я уже стоял перед ее дверью.
– Разве ты не говорил, что она была заперта?
– Ты же знаешь, я был в панике, потому что Джул не подходила к телефону. Не реагировала на звонок и стук. Я просто повернул ключ. Один, два раза? Возможно, дверь была просто прикрыта, без понятия.
– И потом вошел внутрь?
Он кивнул.
«Нам нужно поговорить, папа. Срочно! Мне кажется, ты в опасности».
В то утро Джул оставила ему на автоответчике это сообщение. Он прослушал его гораздо позже и решил, что во время вечернего звонка как раз и выяснит, почему она беспокоится за него.
Это обстоятельство тоже не вписывалось в общую картину и усиливало его чувство вины. Неужели все, что случилось, имело к нему какое-то отношение?
Дженни взяла его за руку, и Бен закрыл глаза. Ее чисто дружеский жест не значил того, чего хотел Бен. Но это придало ему сил описать свои воспоминания и не расплакаться.
– В квартире было так тихо, – прошептал он.
Слишком тихо.
Он мысленно снова перенесся в тот день, 2 августа, и уже не слышал ничего, кроме белого шума в ушах.
Музыка помогала Джул не чувствовать себя одиноко. Когда была дома, она всегда запускала плей-лист на ноутбуке. Beatsteaks, Goo Goo Dolls, 30 Seconds zu Mars, Biffy Clyro. Преимущественно рок. У них был одинаковый вкус.
Но в тот вечер в квартире царила мертвая тишина, хотя Джул была дома. Бен понял это по связке ключей, которая аккуратно висела на крючке рядом с дверью.
– Джул? – позвал он, и уже тогда в его голосе звучал страх. У него заложило уши, словно он сидел в самолете, который попал в воздушную яму.
