– Точно, я видал: у нас маневры были, так в артполку треть гаубиц накрылась после небольшого марша в сто километров – от колес аж ошметья летели… – вспоминаю я свою не очень давнюю службу в армии.
– Вот-вот. Пушки со старых подиумов скатили, и они в зале стояли вполне себе на полу. А со старыми подиумами распрощались – разобрали и вынесли. Новые же задержались. Ну, и так вышло, что я участвовал сначала в снимании пушек с подиумов, потом в расставлении их по залу, ну и на новые подииумы ставил тоже. Не один, конечно. Но как молодой – здоровый участие принимал с остальными стариканами.
– Так что есть опыт артиллерийский?
– Скорее, транспортный – по профессии. Сам себе тягач, называется. По работе это было необходимо – разбирались старые подиумы, орудия откатывались в сторону, потом ставились на новые подиумы. Поэтому опыт есть. Кроме того, пришлось принимать участие в перекатывании во дворе Артмузея более тяжелых систем. Вот это действительно тяжело пришлось. Там тоже в тот год перестановки делались. Вроде бы как раз ставился этот атомный миномет «Ока».
– Это такая жуткая дура вроде Большой Берты?
– Нет, Берта – пушка, нарезная. И атомными минами стрелять не может. А минометик – не нарезной. Зато может вдуть атомным зарядом на 45 километров.
Так что артиллеристом назвать меня нельзя. Работу танковых орудий и артсистем наблюдал в армии на полигоне только.
– Что-то вы улыбаетесь хитро? – подмечает глазастый Саша.
– Из молодеческой дури часть пушек катал сам. В одиночку. Стыдно признаваться, но дурил много; было достаточно свободного времени – столяры задержали поставку подиумов – и меня забыли нагрузить работой. От безделья спал в кабине «Катюши» – ну самые мерзкие ощущения: как там люди ездили – кабина «Шишиги» после «Катюши» – прямо роскошный лимузин, а уж про «Шишигу» ругани у шоферов было много, очень уж там сидеть неудобно: и сиденье не регулируется, и кабина тесная.
– А у нас трое во время маневров влезали в кабину, – вспоминаю я.
– Зимой, небось?
– Ага. В Сальских степях – неподалеку от Волгограда.
– Знаю эти места – там зимой за тридцать градусов мороз, да с ветерком…
– Точно! Но я вас перебил.
– Да, и кроме того, я там охотился с пушками за бабкой-уборщицей – она была слепая и глухая, возраста такого, что Мафусаил по сравнению с ней мальчонка пестрожопый, поэтому мои экзерциции она не замечала. Зал здоровеный – выкатываешь пушку на прямую наводку, наводишь, потом открываешь замок и смотришь в ствол – попал, аль нет. Азартное занятие.
Самое теплое ощущение – от 37 мм немецкой «армейской колотушки». Ее еще немцы после знакомства с нашими танками стали называть «Дверной молоток».
Не пушка, а песня – бегом катать можно было. ДШК на станке в разы тяжелее. Утюг утюгом… Даже наша 45 мм легче. Очень хороша на ходу 76 мм полковушка – на станке от 45 мм.
– А другие пушки как?
– Далее идет 76 мм наша, грабинская, но там куда лучше, когда кто-нибудь на стволе повиснет, а так все-таки станины поднимать тяжело: центр тяжести у нее смещен назад. Ну, потом наша 57 мм и, наконец, немецкая 50 мм. Эта при перекатывании вызывала грыженосные чуйства. Также легко было катать зенитки 37 мм. 85 мм – не пошла вовсе. Зато на зенитках – сядешь в кресло наводчика по горизонтали, крутишь рукоятку наводки, и такая карусель получается – куда там Луна-парку: крутишься с площадкой ажник со свистом.
