– Гул? Первый раз слышу.
– Вам никто еще разве не звонил?
– Нет, вы первый.
Звонивший мужчина удивляется.
– Мы сейчас в чате жильцов это обсуждали.
Охранник-консьерж устало поясняет, что не имеет доступа (к счастью) в чат и понятия не имеет, о чем речь. С телеэкрана вновь автоматная очередь. Бандитов берет в окружение спецназ на каком-то заброшенном заводе. Классика жанра.
– Мы там это с председателем обсуждали.
Обсуждаемое «это» видимо и было загадочным гулом. Председателя упоминают явно специально, мол, твой начальник тоже в курсе, а ты сидишь и в ус не дуешь.
– Мне председатель пока не звонил.
Знали бы вы, как вы достали со своими глупостями председателя…
– Вы не знаете, не ставили кому-то кондиционер? Или еще что-нибудь?
– Нет, я не в курсе. Во всяком случае, в мою смену не ставили.
Честно говоря, он вообще не помнит, что ставили, а что не ставили. На его большое счастье, жильцы о своих покупках и прочем охранника не извещают. Хотя нет, он помнит монструозное пианино, которое затаскивали в первый подъезд трое матерящихся грузчиков. Пианино приобреталось для юного дарования, которое теперь после обеда должно было неизменно греметь клавишами, разучивая гаммы и готовясь в будущем исполнять на высшем уровне сонаты Бетховена. Соседям дарования оставалось лишь посочувствовать.
Мужчина из предположительной 59-й квартиры сокрушенно вздыхает и отключается.
Охранник сосредотачивается на финальном эпизоде боевика. Из бандитов в живых остался только один, и он сейчас отчаянно отстреливается от спецназа. Остается десять минут до конца. В половине двенадцатого ночи на канале уже выйдут ночные новости.
А далее наступит новый день.
Да, день то наступит. А вот ночь уже не закончится.
Телефон звонит снова. Главного бандита убивают наповал (и как только можно было догадаться о таком нетривиальном финале?!). На этом фильм можно и закончить.
– Алло.
Но связь внезапно обрывается и в трубке тишина.
Охранник пожимает плечами и кладет трубку на рычаг. Возможно, кто-то сейчас перезвонит. Скорей всего опять насчет этого гула. Интересно, где это действительно гудит? Он вроде начинает слышать какую-то вибрацию, но из-за звуков телевизора не может понять в доме ли это, или где-то на улице. Звук убирать не хочется, все же фильм пока еще не кончился.
На телефон никто не перезванивает.
Хорошо.
Но нет, охранника что-то беспокоит.
Он снимает трубку, чтобы проверить, так, на всякий случай, и понимает, что в трубе тишина.
Гудков нет. И связи нет.
Он несколько раз кладет трубку на рычаг и снова снимает, чтобы послушать, но гудка нет.
А потом неожиданно выключается телевизор, и охранник остается один на один с камерами видеонаблюдения. Впрочем, там сейчас будет кино гораздо интереснее, чем только что закончившееся на третьем канале.
И вот теперь к Эрику.
23.27
Эрик
Эрик, посидев десять минут в машине, слушая музыку на джазовой радиостанции, и едва не заснув под убаюкивающие звуки саксофона и приятного окутывающего тепла из печки, все-таки выходит из машины, щелкает звонкой сигнализацией и идет в свой подъезд. Недалеко от его места уже хаотично припаркованы машины тех, кто не успел занять свободные места, как повезло почти полчаса ему самому. В подъезде пахнет женскими духами, очень вкусными и какими-то до жути знакомыми Эрику, словно здесь только что была одна из его немногочисленных подруг или многочисленных возлюбленных в жизни, та, что пользовалась когда-то этим ароматом. Запах словно возвращает его на пять или даже десять лет назад, как раз в период последнего университетского семестра. Эта сахарная парфюмерия пробуждает воспоминания, и Эрик поначалу даже забывает вызвать лифт. Сейчас он короткими кадрами вспоминает учебу, походы в душный кинозал на втором этаже возле набережной со своей девушкой. Вроде бы ее звали Ириной, и именно в нее он был страстно влюблен в тот год. Память подбрасывает кадры с еженедельными родительскими ужинами по выходным – улыбающаяся мама, только что испекшая очередной воздушный кекс, серьезный отец, деловито отвинчивающий пробку у очередной бутылки вина (нет, он не алкоголик, но все-таки большой любитель вина и коньяка), громко говорящий телевизор, показывающий бесконечный и надоедливый скетч, и ретро музыка по радио из кухни.
