Она окликнула режиссера:
– Григорий Данилович, вы мне автограф не оставите? Всегда мечтала получить, а вы вряд ли еще когда в наших краях будете.
Двуреченский попался на удочку и притормозил, давая Вике возможность скрыться. Она бросила благодарный взгляд своей спасительнице и чуть ли не бегом бросилась к калитке. Двуреченский, не в силах отказать поклоннице своего таланта, нетерпеливо щелкнул авторучкой, провожая беглянку задумчивым взглядом.
Не уверенная в том, что Двуреченский прекратит охоту на нее, Вика благоразумно отказалась от вечернего купания. В своем дворе она чувствовала себя в безопасности, к тому же совсем рядом была Катя, которая в случае чего пришла бы ей на помощь, а на пустынном пляже еще неизвестно чем могла бы обернуться встреча с чересчур ретивым поклонником. Да и был ли он поклонником вообще? Или просто притворялся, преследуя совсем иные цели? Об этих самых – других – целях размышлять Вике было боязно. Что, если Двуреченский только разыгрывает внезапно вспыхнувшую страсть, а на самом деле является тем самым убийцей, который теперь знает, что она, Вика, идет по его следу? От таких мыслей идти на пляж окончательно расхотелось, хотя было обидно: вторые сутки на природе, а она еще и реки толком не видела. Да, отдых пока что превращался в нечто непонятное. Вместо того, чтобы набираться сил, она только и делает, что шныряет по кустам, выслеживая неведомого преступника. Ну да ладно, завтра она сбегает на речку рано утром, а потом поговорит с Катей и, вооруженная фактами, отправится к Федору Карповичу, чтобы передать в его умелые руки нити расследования.
Тогда она и отдохнет вволю, тем более, что Двуреченский пообещал свой скорый отъезд.
В этом деле – размышляла Вика, поедая бутерброд с сыром и толстым ломтем вареной колбасы – слишком много подозреваемых. Действительно слишком. Трое гостей Гаевской, да еще эта неведомая Эмма, у которой оказался превосходный мотив, хотя непонятно, как она могла проникнуть за ограду, если она под током. Вика не успела рассказать Кате о том, что обнаружила у пруда место, где находился в засаде человек и позабыла расспросить ее о портсигаре – важной с ее точки зрения улике. Портсигар вовсе не означал, что "наблюдатель" был мужчиной. Женщины также пользуются портсигарами, тем более, что вещица выглядела весьма изящной, а сигареты в ней были скорее женскими. Впрочем, бог с ней, с Эммой. Был и еще один подозреваемый – муж Кати, Константин. Она-то надеялась, что разговор с соседкой развеет ее подозрения относительно этого человека, дав ей в руки улики против гостей престарелой актрисы. Однако, вышло все по-другому. Как ни старалась Вика отмахнуться от очевидных фактов, но улики против Кости так и лезли в глаза. К его позднему возвращению добавился великолепный и весомый мотив. Если Эмма была его любовницей и он, возможно, собирался на ней жениться – а для чего иначе требовать развода? – то ее материальное положение не могло его не волновать. Тем более такой жирный кусок, как эта усадьба, которую Эмма из-за неожиданной живучести старухи никак не могла прибрать к рукам.
«Дьявол, так я никогда не докопаюсь до истины!» – рассерженно подумала Вика и запихнула в рот остаток бутерброда. Он оказался слишком велик и она смогла прожевать его только наполовину. Не до конца прожеванный кусок тяжело свалился в желудок и Вика поморщилась от неприятных ощущений. Пора завязывать с сухомяткой, так, чего доброго, и до язвы желудка недалеко, или что там бывает от неправильного питания?
