«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 1 - страница 30

А когда она была маленькая, отец сам сделал ей кроватку на полукруглых полозьях. В общем, эта кроватка раскачивалась и укачивала Лену. А поскольку мне всё равно надо было рисовать, то меня заставляли сидеть дома и следить за этой девочкой. Я качал её, чтобы она спала, я перестилал её, когда она была мокрая. Если она что-то наделает под себя, я тоже убирал и подмывал её. И я помню эту Лену, как она маленькая, совсем крохотная ещё была, как мать укладывала её поперёк кровати и осматривала – не запрели ли подмышки у неё, нет ли красноты между ножек, и присыпала её своей пудрой, которой она иногда пудрила лицо. (Была такая мода послевоенная – пудриться и немного губы красить.) Потом Лену пеленали и перевязывали ленточкой, во рту у неё находилась соска. И вот её клали в кроватку, закрывали, и я должен был её укачивать целый день.

Ну что мне оставалось делать? У меня сохранился довоенный ещё песенник, книжечка с песнями. И вот я качаю Лену одной рукой, в другой руке держу эту книжечку, читаю и пою ей разные песни. Такая была песня про японцев… вы хотите драки, генерал Араки, мы вам… что-то там такое… можем вам это устроить… (Лена так смотрит на меня, вытаращив глаза, я ей это всё пою.)

Потом я ей пел про Ермака, который погиб во время бури, Кучум на него напал. И вот я её качал, а сам громко распевал, почти орал:

Я её качал и одновременно смотрел, засыпает она или нет. И если она ещё не засыпала, я тогда пел дальше:

Потом опять я на неё смотрел. Если она ещё не заснула, я опять качал её и пел:

Но тут Лена уже засыпала, я переставал её качать и петь. И после этого садился и начинал рисовать предметы, которые мне отец задавал каждый день. Он очень строго относился к этим заданиям. Возвращался он с работы всегда поздно. Сперва приходила мать, потом огород поливали, ещё что-то делали. Ужинали обычно без отца. И потом только в час ночи стучал он нам в ставни. И тогда я бежал и открывал ему дверь (которая закрывалась только на один тоненький крючок). Он сперва кушал, а потом говорил мне: ну, покажи, что ты нарисовал. (Я ему показывал.) Он внимательно смотрел: да, это хорошо, акварель хорошая, а где рисунок? – Я отвечаю: я его не успел, пап, нарисовать. – Как не успел нарисовать? Но ты же знаешь, куда ты хочешь ехать? Как это ты не успел нарисовать? Садись и рисуй…