– Галлен гуде нги…
– Тш-ш! – шикнула на меня женщина и сунула в руку нечто, завёрнутое в грязную тряпку. Это был кусок хлеба.
«Ясно, заткнули мальца», – подумал я и взглянул вверх. Небо было тёмным и абсолютно непроницаемым из-за плотных облаков. Пепельные хлопья продолжали сыпаться, словно мы были не в городе, а прямо у подножия извергающегося вулкана. Позади небосвод алел от пожара: наверняка именно оттуда мы и шли, словно стадо динозавров, уходящее от неизбежно наступающего на пятки ледникового периода.
В некоторых домах горел свет. Я заглянул в окно на первом этаже и услышал, как работает телевизор. Желудок заурчал, почувствовав запах еды, и я заставил себя откусить от промокшей коврижки.
Так странно, почему эти люди не уходят? Почему смотрят телевизор и готовят ужин, когда все остальные бегут?
Человек, идущий рядом, проследил за направлением моего взгляда. Он пробормотал что-то на своём курляндском, и я прекрасно его понял. И, признаться, от этого мне стало сильно не по себе.
«Остались те, кто сдался им заранее».
К концу десятой минуты в теле маленького Марка я настолько проникся всей этой безысходностью, что мне начало казаться – теперь так будет всегда. Не будет тёплого дома, привычных вещей, не будет горячего шоколада из кофейни и вкусных булочек, которые пекла мама… Так, стоп, это были уже не мои воспоминания. Это были воспоминания мальчишки, потерявшего родителей в день своего одиннадцатилетия. В инструкции об этом не говорилось, но уже второй раз моё сознание самым хаотичным образом сливалось с сознанием воплощения. Это было пугающе, но для книги – как нельзя кстати.
Сработал таймер автоматического возвращения, и я очнулся от этой жуткой реальности, как от кошмарного сна. Сердце билось, словно колокол, а ладони были мокрыми от пота. Я встал и распахнул шторы, чтобы убедиться, что с неба не сыплется пепел. За окном светило солнце, автобус под номером сто один отъезжал от остановки, попыхивая газком, а группа школьников вывалилась из мини-маркета с чипсами, газировкой и прочей дрянью, которую им наверняка запрещают родители.
– Родной Вологдинск, – прокомментировал я, ощущая, как разгоняется мрак на душе. И тут же кинулся назад, к письменному столу: нужно было срочно зафиксировать пережитый опыт, пока воспоминания ещё свежи.
⁂
Следующие три часа я провёл за записями. Подробно, словно следопыт, я описывал всё, что пережил в шкуре Марка, добавив от себя несколько подробностей. Когда закончил, на окнах соседнего дома уже играли солнечные блики – этот длинный, невероятно длинный день подходил к концу.
Я запихнул в карман бумажник, закрыл дверь на замок и выбежал из подъезда – счастливый и одухотворённый своей работой. Хотелось немного пройтись, к тому же я был невероятно голоден. В десяти минутах от моего дома располагалась известная сеть «МакСомнальдс»; в обычные дни я избегал фастфуда и предпочитал готовить дома, но сегодня хотелось набить желудок чем-то жирненьким. Во многом сказалось ощущение постоянного голода, которое испытывал Марк; сам же я рос в обеспеченной семье и даже в университетские годы не голодал.
Взяв традиционный «студенческий» набор – чизбургер, картошку фри и колу, я направился за свободный столик. Успев прожевать всего один кусок, я понял, что совершенно нахально пялюсь на молодую девушку напротив. Она сидела, уткнувшись в телефон, а рядом стоял нетронутый стаканчик с кофе. Длинноволосая шатенка с глубокими синими глазами была похожа на известную актрису, имя которой я так и не смог вспомнить.
