Для крупных стадных животных более вероятен иной способ, когда процесс приручения идет на основе природного механизма создания симбиотических связей, когда два вида способствуют взаимному выживанию за счет эксплуатации полезных качеств друг друга, постепенно эволюционируя в угоду потребностям «напарника». Примеров симбиоза разной степени взаимоадаптации в природе бесконечное множество, от некоторых высокоспециализированных насекомых и насекомоопыляемых растений, не способных выжить друг без друга, до едва уловимой симбиотической связи между буйволом и, собирающим с его кожи паразитов, красноклювым ткачиком. Наиболее характерный пример возникновения такой симбиотической связи с участием человека – индейские племена североамериканских прерий. Весь их быт, вся культура были завязаны на использование бизона, ради процветания которого они практически уничтожили популяции всех крупных хищников, представляющих угрозу их «кормильцу», а заодно и всех пищевых конкурентов. До прихода европейцев тандем человек – бизон безраздельно господствовал на огромном пространстве Североамериканских прерий. Очевидно, именно этим путем человечеству удалось приручить верблюда, оленя, корову и лошадь.
Интересно, что само по себе коневодство вовсе не требует, от взявшихся его одомашнивать племен, перехода к кочевому образу жизни. На большинстве участков своего ареала тарпан – стадное территориальное животное, круглый год живущее на одном сравнительно небольшом участке. Процесс доместикации скорей всего шел по следующему сценарию. Вначале – специализация какого-то племени на тарпане как на объекте охоты; затем защита «своего табуна» от других любителей полакомиться кониной. На каком-то этапе охотники начинают уже не просто добывать себе на стол тарпана, а ведут осознанную выбраковку старых, ослабленных особей, а так же молодых жеребцов, которые непременно будут изгнаны из табуна. Начинается примитивная селекция. Потом, возможно, в племени вскармливается случайно осиротевшее потомство от особо ценных родителей, оказывается помощь охромевшей кобыле…. В итоге, табун, получающий от сотрудничества с человеком определенные эволюционные бонусы, растет в численности и перестает воспринимать «свое» племя как хищников. А через несколько поколений превращается в стадо вполне себе домашних животных, которых можно не только съесть, но и подоить, и впрячь в волокушу или, надев недоуздок, вести за собой. Еще через какое-то время, когда тарпан уже будет больше похож на пони и перестанет инстинктивно шарахаться от любого груза на спине (что должно вызывать у диких особей паническую реакцию, так как именно – наваливаясь на спину на них охотились крупные кошачьи), нагрузить поклажей, а где-то и маленького ребенка посадить на спину вьючной лошадки. Ну а там и до намеренной селекции недалеко, когда человек, разрушив устоявшиеся за миллионы лет естественные репродуктивные механизмы, начинает сам подбирать партнеров для спаривания. Глядишь, и появились аргамаки способные тянуть легкую колесницу, а потом и нести всадника в тяжелых бронзовых доспехах.
Вот только как быстро могла произойти метаморфоза, превратившая изящного и пугливого тарпана в покорную верховую лошадь?
Трудно сказать. И одна из причин тому – обитание в тех же местностях, где шел процесс приручения лошади, ее дикого подвида – тарпана, который был довольно многочисленным и служил одним из излюбленных видов охоты вплоть до XVIII века. Как понять, что вот это кости полудомашнего тарпана, а это – дикого добытого на охоте? В этой связи многие скептики вообще отрицают сам факт одомашнивания лошади ранее бронзового века, когда появляются колесницы, запряженные парой лошадей [Выборнов А. А.]. Хотя конечно, такая точка зрения довольно абсурдна, ибо в курганах бронзового века находят кости домашних лошадей, а не тарпана.
