Номинар - страница 44

Далеко позади остались не пытающиеся меня преследовать медики и друг, чью жизнь я оборвал самолично. Не останавливаясь, я попробовал вызвать нить Ариадны и наткнулся на глухую стену. Пришлось бежать до платформы по памяти. Внутри мчащегося вагона я позволил себе перевести дыхание. Двери за мной беззвучно сомкнулись, и гусеница тронулась; в памяти всплыло обескровленное лицо Акки и мольба о прощении.

«Я твой брат» – вот его последние слова, которые с трудом удалось разобрать.

В этой безумной карусели событий картина моего предательства была столь яркой, что слепила не меньше сферы, прибывшей на запрос безымянной женщины. Видения ночи вцепились в моё сознание и не отпускали, поражая меня ужасающими до помутнения рассудка последствиями. Расширившиеся то ли от ужаса, то ли от неверия в происходящее зрачки Акки, его кожа, не отличимая по цвету от белков глаз, – всё это преследовало меня. И, конечно же, ощущение тёплой и густой крови на руках. Уже второй раз за сутки я разъезжал по городу весь в крови. Нелепая и злая шутка – ирония, видимая мне одному.

Я рассмеялся, но вагон был пуст и мне некого было пугать своим помешательством. Говорят, что осознание произошедшего ужаса приходит со временем. Это неправда! Оно не приходит, оно врывается бешеным порывом, сносит всё на своём пути и остаётся бушевать. Оно затягивает тебя, лишая возможности вдохнуть. Я сидел на мягком полимере дивана и неустанно бил себя ладонями по лбу, пока в какой-то момент не решил проверить на прочность то ли свой череп, то ли графеновую дверь – она непоколебимо выдержала мой удар и чуть не отправила меня в нокаут. В семье, в которой мне довелось родиться, один я почему-то отличался несдержанным нравом и, судя по всему, долгожительством.

Я старался причинить себе как можно больше боли, будто физические муки могли заглушить те, что и словами не описать. Ниро назвала бы моё состояние «ментальными страданиями» – у неё был ответ на любой вопрос, и она всему могла дать объяснение. Почти всему. Но то лишь название, набор звуков, неспособный передать, какие чувства раздирают меня изнутри. Если бы я мог умереть на месте, то уже давно окоченел бы.

Переживания перенеслись с Акки на Мойру. Мерзкое, липкое ощущение страха за неё присосалось под ложечкой. Хотя бы сейчас я не гнал от себя мысли – всё не то, чем кажется. Она в порядке, а тот одинокий напуганный образ не её.

Гусеница раздражающе медленно подъезжала к моей платформе. На выходе со станции я столкнулся с каждым, кто не успел увернуться. По правде говоря, я попросту никого не видел. Исаи возвышался прямо передо мной. Вечно неспящий город злил и выводил из себя впервые в моей жизни. Если раньше я любил его бесконечную суету, то сейчас просто-напросто желал разрушить всё на своём пути. Вокруг не маячила навязчивая реклама, не горели вывески интегрированных указателей. Город превратился в сгусток застывшей лавы без намёка на разнообразие.

В сотый раз выругавшись вслух, я сбил с ног разукрашенного в змеиное золото номинара. Я уже предвкушал драку, на которую у меня не было времени, но вежливый парень виновато улыбнулся, самостоятельно поднялся, аккуратно отряхнул и без того идеально чистый костюм и удалился прочь, затерявшись в переходах. Вместе с его уходом улетучились и мои собственные ненависть и гнев. В новом, чистом и осознанном порыве я понёсся к Мойре.