В туалете он еще раз хорошенько прокашлялся и умылся. Он глядел в зеркало, но видел не свое отражение, а руку Марты, которая словно в замедленной съемке убирала волосы с лица. Он больше не мог обманывать себя: он влюбился в Марту. Как мальчишка. Как Горин. Как последний дурак. Он затруднился бы сказать, в какой момент его настиг дофаминовый11 шторм, но это точно случилось, и сейчас ему было невыносимо сознавать, что у него есть соперник, да еще такой фактурный – настоящий викинг.
«Как там у Сатирика?» – Юрий напряг память, мысленно листая замусоленную от частого использования брошюрку с афоризмами Жванецкого, страстным поклонником которого был и про себя называл Сатириком – именно так, с большой буквы. Юрий считал, что с помощью его афоризмов можно сформулировать все – кредо, прогноз, цель, мораль, приговор – и мысленно цитировал Жванецкого по любому поводу. «Мало знать себе цену – надо еще пользоваться спросом» – наконец всплыло в памяти. Точнее и не скажешь.
«Наплевать на корпоративную этику и уйти? – тоскливо подумал Юрий. – Нельзя. Буслаев не простит. Сказаться больным? Коллеги замучают расспросами…»
Юрий выдохнул и вернулся за стол.
Проснулся он от жуткой головной боли. Открыв глаза, с удивлением обнаружил, что находится в незнакомой спальне. Рядом, облаченная в его рубашку, лежала на боку… Моника Беллуччи. Вытянув голые ноги поверх одеяла, она подпирала голову рукой и внимательно наблюдала за его пробуждением. Окинув взглядом комнату, смахивающую на будуар королевы, Каюмов обнаружил среди разбросанной на полу одежды свои трусы.
«Зачем же я напился как свинья? И почему, почему я совершенно ничего не помню?» Головная боль не давала сосредоточиться. Он прикрыл глаза, надеясь, что воспоминания о случившемся ночью вернутся, но у него ничего не получилось. «Чертовщина какая-то!»
– У нас что-то было? – с робкой надеждой на отрицательный ответ спросил он Монику.
Обольстительница загадочно улыбнулась, щелкнула его по носу и превратилась… в банкиршу Лидию.
«Вот я попал! – мысленно застонал Каюмов, откинувшись на подушку. – Что теперь будет?..»
Лос-Анджелес, США
Стоя по пояс в воде, Райт ловил форель.
Будучи известным человеком, он постоянно был окружен людьми, которым от него всегда что-то было нужно, или поклонницами, готовыми выполнить любую его прихоть. Чтобы отдохнуть от суеты, он сбегал в горы порыбачить. Рыбалка была одним из его самых сильных увлечений: она давала те же острые ощущения, что и опасные приключения, насыщая кровь адреналином. Ущелье, где он подстерегал форель, было живописным и своей дикой красотой неизменно успокаивало расшатанные нервы Ирвина.
Его отросшие волосы закрывали воротник старой куртки, доставшейся от деда-индейца, и падали на лоб, перехваченный повязкой из цветастого платка. Обветренное, покрытое щетиной лицо светилось азартом.
Наконец Ирвин подсек рыбину и осторожно повел ее, то спуская, то выбирая леску. Но форель не сдавалась – похоже, попался крупный экземпляр. Несмотря на то, что Райт действовал быстро и умело, рыба все-таки перехитрила его и, вырвавшись на быстрину, потянула незадачливого рыбака за собой. Ирвин был готов к такому повороту, но не удержался на ногах, и течение понесло его по камням. Ситуация становилась непредсказуемой, что всегда вызывало у Райта волю к победе.
Кое-как выбравшись на берег, он несколько минут восстанавливал дыхание и ждал, пока исчезнет дрожь в ногах. На камнях лежал его сегодняшний ужин, который он запечет на огне.
