Ноосфера - страница 22

Я выл и матерился, рыдал и заходился безумным хохотом, грыз землю и впивался в неё скрюченными пальцами, то сворачиваясь в позу эмбриона, то катаясь по земле визжа и воя, боль безграничная, неостановимая.

Я вскакивал и бежал, пытаясь сбежать от неё я падал и полз, бился головой о землю и боль на секунду концентрировалась только в голове, я переставал видеть и слышать и голова разрывалась от боли но в следующий миг снова охватывала все тело, горло охрипло от криков и проклятий и способно уже было выдавать только визг, на одной низкой ноте, я что то ломал, по чему то бил окровавленными с содранным мясом руками, размазывая сопли и слезы я полз по земле, где каждый камешек казалось был впивающейся в моё тело иглой а каждая травинка была скальпелем срезающем кожу, солнце раскалёнными углями поджаривало меня и я катался по земле пытаясь сбить пламя, ветер срывал с меня лоскуты кожи стачивая их, и я пытался зарыться в землю спасаясь от его порывов, ослепший, солнце пыталось выжечь а ветер вырвать мои глаза, оглохший от звуков раздирающих мой череп, воя, хрипя и плача, извиваясь и дёргаясь в судорогах.

Я полз, впиваясь в землю пальцами, сточенными до костей, оставляя после себя развалины своего разума, я полз вечность и ещё немного и снова вечность боли, еле хрипя полз и полз к неизвестной, невидимой цели, боль не давала остановиться, отдохнуть, задуматься, остался только голый инстинкт раненого, покалеченного зверя, ищущего лёжку, нору, чтобы забиться в неё зализать раны и если не выжить, то хоть умереть в спокойствии.

Есть ли измерения у мук, предел у боли.

Боль стала моим естеством, боль препарировала и вывернула на изнанку, – я полз…

Что-то изменилось боль не ушла окончательно, притупилась ее острота, стали всплывать обрывки мыслей и ощущений, я что-то глотал, что-то что холодило мои внутренности, замораживало разломанные в осколки зубы которыми я жрал землю вместе с камнями и травой, смачивало сорванное криками покарябанное горло, и с каждым глотком восстанавливало, часть руин разума, измученного вечностью страданий.

Вода всплыла на поверхность разума мысль; – что такое вода?

Руки инстинктивно поднялись, зачерпнули субстанцию; – воду?

Она холодная, а ещё? Да! мокрая! Ещё? Течёт.

Не всегда. Тут разум забуксовал, но эта течёт!

Она холодная мокрая, течёт! С гор, – что такое горы вспоминай!

Высокие, каменные, крутые в облаках, а облака на небе, небо голубое, серое, синее.

Всё процесс пошёл; зацепившись за ниточку, разум начал разматывать весь клубок, казалось со щелчком на место вставал пазл за пазлом, одна шестерёнка цеплялась за другую, мысль порождала мысль, одно воспоминание тянуло за собой следующее, личность, загнанная болью и инстинктами в подвалы разума, всплывала из небытия, самостоятельно собирая себя, из осколков воспоминаний, образов, чувств.

Я открыл глаза, на чёрном куполе бездны неба сверкали и переливались звезды, межзвёздная тьма была рассечена двумя перекрещивающимися клинками млечного пути.

Слева надо мной вздымался тёмный косогор обрывистого берега, справа вздымались к небесам, снежными коронами, сверкающими отражённым светом звёзд, величественные горы, я лежал, распластавшись в воде довольно широкой, но неполноводной горной реки, в заводи образованной несколькими валунами.

Вода мягко перекатывалась через тело иногда захлёстывая лицо от чего я инстинктивно сглатывал попавшую в рот ледяную воду, где-то за спиной шумел водопад, а может просто порожистые перекаты, впереди лента реки причудливо извиваясь меж берегов, довольно скоро исчезала из вида, теряясь средь хаоса скальных обломков.