Она зацепила фотографию ногтями, поворочала из стороны в сторону, и та выпала. Вик опустилась на каблуки, сияя от радости.
– Да! – сказала она и с грохотом захлопнула дверь шкафчика.
Посреди коридора стоял уборщик, мистер Огли, опустив швабру в большое желтое ведро. Он медленно переводил взгляд с Вик на велосипед и мост Короткого Пути.
Старый и сгорбленный мистер Огли в своих очках с золотистой оправой и в галстуке-бабочке походил на преподавателя больше, чем многие учителя. Старик подрабатывал регулировщиком на дороге и накануне пасхальных каникул дарил пакетик с мармеладками всем детям, которые проходили мимо него. По слухам, мистер Огли устроился в школу, где было много детворы, потому что много лет назад его собственные дети погибли при пожаре. К сожалению, эти слухи были правдой, как и тот факт, что мистер Огли сам устроил пожар, уснув пьяным с зажженной сигаретой в руке. Теперь вместо детей он хранил верность Господу, а встречи в клубе алкоголиков заменяли ему посещения баров. В тюрьме он стал религиозным трезвенником.
Вик посмотрела на него, а он взглянул на девочку в ответ. Он беззвучно хлопал ртом, словно золотая рыбка. Его ноги дрожали.
– Ты дочка Криса Маккуина, – сказал он с сильным южновосточным акцентом.
У него вдруг перехватило дыхание, и он поднес руку к горлу.
– Что это в стене? О господи! Я сошел с ума? Это же Краткопут, но я его столько лет не видел.
Он с натугой закашлял. В этом влажном, странном и сдавленному звуке было что-то пугающее, словно мистер Огли чем-то болел.
Сколько же ему было лет? Девочка подумала: девяносто. Она ошиблась почти на двадцать лет, но и семидесяти одного года тоже с лихвой хватит для сердечного приступа.
– Все нормально, – сказала Вик. – Не нужно…
Она не знала, как продолжить. Что не нужно? Кричать? Или умирать?
– Боже, – ответил он. – Боже.
Только старик говорил «о-жжи». Два слога. Его правая рука сильно тряслась, когда он поднял ее, чтобы прикрыть глаза. Он зашептал:
– Убей меня Господь, пастырь мой. Я не хочу этого видеть.
– Мистер Огли, – попыталась отвлечь его Вик.
– Уходи! – закричал он. – Уходи прочь и забери с собой свой мост! Этого не было! Тебя здесь нет!
Он прижимал свою руку к глазам и вновь зашептал. Вик не слышала его, но по губам поняла, что он произносит: «Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим».
Вик развернула велосипед и закинула ногу через седло. Девочка нажала на педали. Сначала ноги, казалось, не хотели ее слушаться, но через несколько секунд она въехала на мост – в шипящую тьму и запах летучих мышей.
На полпути Вик оглянулась. Мистер Огли все еще стоял в коридоре, склонив голову в молитве. Одной рукой он все так же прикрывал глаза, а второй держал швабру.
Вик выехала с крытого моста и помчалась по Питтман-стрит, сжимая фотографию в потной ладони. Она знала, даже не оглядываясь через плечо, – по мелодичному говору реки и шуму легкого ветерка в соснах, – что Короткий Путь исчез.
