– Как мило, – сказал я.
– Нужно было этой невесте по кумполу веслом дать, – подал голос обычно немногословный Гус, на которого явно произвели впечатление брачные обычаи лямстеров.
– Не стоит. В моменты смертельной опасности самки лямстеров разбрызгивают из околоанальных желез страшно токсичную жидкость. Нет, если тебе хочется поваляться день-другой под деревом в параличе с веслом в руках, то пожалуйста. Лично я отказываюсь принимать участие в этом аттракционе.
Шагов через десять Ева развернулась и выпустила в темноту десяток разноцветных молний. Послышался всхлип и звук падения чего-то тяжелого в траву.
– Вообще дрянь ужасная эти лямстеры, – сообщила нам Ева.
– А толку-то, оно через час воскреснет и будет снова восседать на этом сучке.
– Толку никакого, но все равно приятно.
– А как вам идея, – сказал Акимыч, – если найдем еще одну лямстершу, может, поставить прямо под нее Хохена, а самим укрыться по периметру. Представляете, она как прыгнет, как попытается засунуть ему жало в основание черепа…
– А мы такие из кустов – ага, попалась, глупая!
– Да не… А вдруг у нее бы получилось? Представляете, она бы своим жалом попала Хохену в мозг и запустила бы в нем какие-нибудь процессы жизнедеятельности.
– Я лично не уверен, – сказал я, – что под этим шлемом вообще есть какой-нибудь череп, который может содержать какой-нибудь мозг. Во всяком случае, в привычном понимании этих слов. Максимум там что-нибудь призрачное, нематериальное. Чистый дух.
Акимыч заспорил
– Настоятель говорил, что у него как раз духа не хватает, души то есть. А про мясо, кости и нервную систему он ничего не говорил.
– Он же не дышит!
– И что? Обязательно нужно дышать, чтобы быть живым? Вон рыба же не дышит.
– Еще как дышит, – возмутился я, – водой!
– Эээ, разве это называется «дышать», – Акимыч махнул рукой, и я понял, что прекрасно вижу и эту руку, и самого Акимыча, что солнце уже встало: так быстро и неожиданно, как оно умеет вставать только на юге.
***
Привал мы сделали на милейшей зеленой полянке, которая несколько потеряла в своей милости после того как мы расшвыряли по ней дрова, котелки и чайники. И потертые подушки для сидения, призванные предохранять седалище Лукася от земной тяги, что бы это ни значило. Горячий чай и куча бутербродов вскоре настроили всех на добродушный лад, и нервозность, вызванная необходимостью бежать, скрываться и таиться, уже казалась чем-то ненужным и надуманным.
– Кстати, – сказала Ева, покончив с сырно-медовым сэндвичем. – Знаешь, Нимис, как называется куст, под которым ты сидишь?
– Увы, но мы не были друг другу представлены.
– А, между прочим, это самый настоящий орешник. А в твоем арсенале боевой лесной ведьмы имеется такая загадочная вещь как «узелок ореховый».
– Это который вызывает белочек, чтобы они орешки щелкали?
– Какие такие орешки в июне? – спросил Акимыч, обирая крошки с воротника.
– Но проверить-то можно, – сказала Ева.
– Да пожалуйста, можно и проверить.
Я поднялся, стряхнул травинки с коленей, вытащил «ореховый узелок» на панель навыков и направил его в сторону куста. Привычно подивился тому, с какой легкостью неведомые силы завладели моим телом и отстраненно наблюдал, как руки плетут нечто чрезвычайно неопрятное и бугристое из тонких, но прочных прутиков. Поляна наполнилась стрекотанием. Трава зашелестела волнами, по которым неслись очень красивые рыже-красные белки, дюжина, не меньше. Куст между тем переживал фантастические трансформации: стремительно покрылся какими-то висюльками, которые на глазах превращались в увесистые связки орехов – сперва зеленых, потом белых, а потом насыщенно-коричневых. Белки, к тому времени рассевшиеся на ветках в полной боевой готовности, кинулись набивать ими защечные мешки.
