Ностальгия по Северам - страница 17

Родина была рядом. Село Александерталь. Долина Александра. Рядом другие «долины» – Мариенталь, Визенталь.

До войны это была Республика немцев Поволжья, простиравшаяся в лучшие годы от Саратова до Симбирска.

В августе 41-го всё ее население, около полумиллиона человек, было выслано в Сибирь, Казахстан, на Крайний Север.

После института, приехав в Салехард, я встречал там уважаемые фамилии – Гербель, Май, Майер.

Единственный народ, не реабилитированный после сталинских репрессий по сей день!

А работящий был народ. В Надыме к нам в редакцию в девяностые годы приехал из Казахстана журналист Коля Юнгус, потомок этих переселенцев. Рассказывал занятную историю о трудолюбивых казахских немцах.

По итогам жатвы (что это такое для Казахстана, понятно) ЦК КПСС республики представлял лучшего комбайнера к званию «Герой Социалистического Труда». Всё по-казахски просто: намолотил больше всех – и Герой.

И вот в ЦК поступают данные: наибольший «намолот» – 170 тонн… лучший комбайнер… фамилия Геббельс…

Члены ЦК впадают в ступор и вызывают героя. Это невозможно. Не может Герой Социалистического Труда СССР носить фамилию рейхс-министра пропаганды. И ласково увещевают: «Так ведь тебя и так все Ваня зовут… сменишь фамилию. Фёдоров, скажем, и все дела».

«Я – Геббельс! – заревел передовик. – Иоганн Геббельс! И отец мой был Геббельс! И дед!!!»

Пришлось дать Героя второму по списку.

В Александертали в сорок шестом году из немцев была разве что Ванда Иосифовна, супруга преподавателя Варенцова. Отец с ним работал вместе в школе механизации.

Более чем насущное дело, кстати, судорожно восстанавливалась вся сельхозтехника. Поволжье – вечно голодный край. Довоенные американские тракторы типа «Фордзон», локомобили, молотилки, транспортеры. И тем не менее, по рассказам матери, что называется, лебеду ели.

Выросли на картошке и молоке коровы Зорьки. Красавица «голландка», красная, с белыми пятнами, – три дойки по 9 литров: четыре утра, когда стадо выгоняют пастись, в обед мать бегала на пастбище, и вечером, когда Зорька, всегда сама, громко мыча, приходила домой.

А народу-то прибавилось: девки пошли, в 51-м – Танька и Надя – в 53-м. А мы сейчас толкуем о демографической политике. Нет, это явления природные.

Во многом спасла нас тетя Миля, наша нянька и вторая мамка Эмилия Густавовна Керсон. Не то что жрать нечего – жить было негде. И мы три года жили у нее «на квартире».

Деревянный домик, огород и, самое главное, пчелы!!! Два здоровенных сына, молчаливые эстонцы, держали хозяйство. Я, кстати, замечательно ругался на эстонском – «куррат, перкеле, сууре пярасельт». Да мы там все время проводили: отец и мать на работе с утра до вечера.

И сейчас перед глазами здоровенная алюминиевая миска с медом и наломанными сотами, и мы макаем туда ломти хлеба. Но это раз в году, во время качки меда. Хлеб был по карточкам. Большие такие буханки. На вес. Не понять этого сегодняшним покупателям сетевых магазинов премиум-класса. Не тот класс, не тот…

Из магазинных деликатесов – конфеты-подушечки, слипшиеся в единую массу. И совсем сказочные «матрасики» – конфеты «Гусиные лапки».

Опустевшие после депортации села заполонил самый пестрый народ: татары, башкиры, мордва. В июне вовсю гремел Сабантуй. Со всеми фишками – борьба, конные скачки, лазание на столб, разбивание горшков.

Да что там – верблюды ходили! Оренбуржье тоже недалеко.