Сознание того, что он талантлив и удачлив, с годами распрямило спину, дало горделивую осанку и умение высказываться афоризмами, которые другие потом начинали цитировать и воспринимать как мудрые жизненные рецепты.
Он всегда был востребован, как бы ни менялись времена. Общественные катаклизмы начала девяностых выбили из седла многих драматургов, его собратьев по перу. Все так стремительно менялось, что они как-то разом замолчали, не зная, как и что формулировать дальше. Была потеряна система знаков, где должность «младший научный сотрудник» определяла образ жизни до самой смерти. Новую систему невозможно было ни придумать, ни понять.
Святослав не рефлексировал по этому поводу, не ударился в политику, как это сделали многие. Сибарит и бонвиван, он загодя почувствовал нарастающий вал светских тусовок, для пребывания в которых необходимо иметь известное лицо и сиюминутную востребованность. Все это давало только телевидение. И Гладьев двинул туда. Импозантность и острый ум быстро принесли ему славу известного телеведущего и светского льва.
В своих дружеских привязанностях Гладьев был весьма избирателен. Просто так он дружбу не водил. Человек должен был стать полезным ему и подчеркивать его, Гладьева, достоинства, особенно те, что не очень заметны на первый взгляд. Не случайно судьба свела его с модным, преуспевающим художником, обладающим не только способностью находить богатых клиентов, но и возможностью с полувзгляда покорять женские сердца.
Благодаря своей, как считали многие (особенно те, кто не привык лицезреть святые лики), иконописной внешности и необычному сочетанию спокойствия со стремительностью, художник Микис Самсонов уже давно снискал себе заслуженную славу московского донжуана. Он, как бы невзначай, поддерживал ее, раздавая бесконечные интервью не только для известных журналов, но и для самых немыслимых изданий, рекламирующих, скажем, ванны и унитазы, эпиляцию и тату-макияж. Главное, чтобы было написано много и проиллюстрировано совместными фотографиями с мировыми знаменитостями и большими портретами его самого, такого красивого, романтичного, с загадочным взглядом, скользящим над толпой куда-то в вечность.
В свои неполные пятьдесят лет Микис выглядел очень моложаво, и шестидесятилетний Святослав чувствовал себя рядом с ним эдаким, хотя и слегка поседевшим, плейбоем, но энергетически необычайно заряженным молодостью, которая не отступит и продлится еще очень долго. Они часто появлялись вместе на светских тусовках, источая флюиды успеха, славы, покоряя своей стильностью, вовсю кокетничая с наиболее красивыми и молодыми дамами, иной раз приглашая их на свой праздник жизни, но очень ненадолго. У друзей было что-то вроде негласной договоренности – никого в свое сердце не пускать. Это и делам мешает, и дружбе не на пользу, и в конце концов, может разрушить устоявшийся уклад жизни, который обоих устраивал.
На самом деле, по большому счету, никакого праздника, конечно, не было. Скорее, суета и иллюзии, которые оба умели создать, что, возможно, и сближало их прежде всего. Вне иллюзий оба были одиноки, хотя имели детей и вроде бы близких женщин, обоих точила душевная усталость. Изнутри согревал только неугасающий огонь честолюбия и тщеславия, но разве разожжешь костер славы без этого огня?!
Помимо обязательных светских тусовок, хотя бы раз в неделю Гладьев с Микисом вместе ужинали. Могли заехать в молодежный клуб «Бункер» на Тверской, а могли поехать в «Ностальжи», дабы подтвердить свою блистательность. Все зависело от настроения.
