– Оскорбление – это унижение человеческого достоинства и преступление против личности. Правда, механизм доказывания слишком расплывчат, – заговорила Рената, нарушив тишину. – Всегда наказуемо говорить правду глупцам, но наверняка среди прочих пассажиров были и те, кто одобрил твой удар по истинному хамству. Порой человек сам создаёт те обстоятельства, которые ему потом не нравятся. Ведь у тебя было чёткое решение по выходу из тех обстоятельств, в которых ты оказалась.
Татьяна внимательно слушала сестру.
– Какое?
– Ты же сама сказала, мне бы встать и перейти в другой вагон, – вот одно из решений.
Хотя лично мне больше понравилось твоё решение – дать бой. Обидно, но будем считать, что это единственно правильное решение в той ситуации.
Непонятно, но что-то зацепило Татьяну в словах сестры. Она резко поднялась и быстро, порой сбиваясь, заговорила.
– Обидно? Да, обидно. Особенно когда человек, хорошо разбирающийся в любой ситуации, свою решить не может или не хочет. Может, ты думаешь, что твои обстоятельства касаются только тебя одной? А я? Да все мы заложники твоих обстоятельств. Только больные впадают в «кому», а не здоровые люди. Найди правильное решение, если не ради нас, то ради него. – Татьяна подняла голову к небу, затем повернулась к сестре и вкрадчивым голосом продолжила: – Ты не задумывалась, почему он там, а ты здесь? Может, он прикрыл тебя, чтобы ты жила, завершила то, что не успел закончить он, или выполнила какую-то иную миссию, в конце-то концов.
Её речь, как яркая вспышка от удара молнии, поразила мозг Натки. В висках застучало, и по телу прошёл разряд. Там, в её голове, была маленькая дверца, которую она закрыла и заколотила крепко-накрепко, чтобы навсегда забыть и не вспоминать ту страшную ночь. Но сейчас вдруг она сама приоткрылась. Странное и непонятное что-то таилось за этой дверью. В последнюю минуту перед аварией он сказал то, что удивило и насторожило её, но испуг, который она испытала в следующую секунду, перекрыл это чувство. Сейчас ощущение той странности снова вернулось к ней. Но что это? Широко открытыми глазами она смотрела на сестру.
– Ты можешь повторить сказанное тобою ещё раз? – обратилась она к сестре. Татьяна заволновалась. Наверное, в пылу отчаяния она наговорила лишнего, обидного и ненужного. Слёзы навернулись у неё на глазах.
– Прости меня, пожалуйста, прости. Я что-то не то сказала, я не хотела. Просто день такой тяжёлый, нервы сдали. – Она заплакала. Рената стала вытирать сестре слёзы, бежавшие по щекам. В этот момент то живое и тёплое, что она давно уже не чувствовала, ожило и проснулось в её груди.
– Успокойся, всё хорошо. Ты молодец! Просто мне надо вспомнить что-то очень важное, помоги, прошу тебя.
Татьяна, как актёр во время репетиции, пыталась вспомнить и повторить свою речь. Рената ждала. Её слух и подсознание напряглись. Прислонившись к стене и глядя в глубину сада, Татьяна заговорила.
– Я часто думаю, эта его смерть – такая неожиданная и странная. Когда мне сказали, что в последнюю секунду он закрыл тебя своим телом, я подумала, что, может быть, в этом есть какой-то знак. Он хотел, чтобы ты просто осталась жить или жить, чтобы закончить какое-то важное не завершенное им дело.
Она посмотрела сестре прямо в глаза. Рената ловила каждое её слово. Она подошла к сестре и встала рядом. Ещё не ясно почему, но ей самой захотелось открыть ту дверцу.
