– Я очень хочу есть, – призналась я, вспоминая невкусное печенье и кофе часа два назад.
– Я тоже ещё не обедал.
– Тогда идём?
* * *
Ночной Париж создан, чтобы примирять и ставить всё на свои места. Мы брели в направлении Лувра, внезапно восставшего перед нами светящимся чудом света. Но мы пересекли площадь и направились мимо него: к Риволи. Группки парней, громкие споры; молодёжь прямо на асфальте перед гротескной громадиной центра Жоржа Помпиду, ночные павильоны со всякой всячиной, фонтаны.
Огоньки окон, запахи кофе и китайских специй из забегаловок с прилавками с горками отчаянно зажаренных креветок на шпажках, куриных крылышек в соевом соусе и всех видов риса; звуки сирен и гул машин, обрывки музыки из ярких пятен кафе, забитых под завязку. Ловко шныряющие официанты между круглыми столиками.
Наконец, нашли себе место и мы. Заказали что-то незатейливое. Финн отошёл очень быстро и начал шутить так, словно никакой размолвки между нами не было. А ещё он так заразительно улыбался! Я совершенно растаяла, решив, что буду ему верить. В конце концов, это приятно...
* * *
– Сколько тебе лет? – спросил Финн, игриво крутя в пальцах вилку.
Огоньки иллюминаций на столбиках уличного кафе отражались в его глазах, как новогодний праздник.
– Двадцать три, а тебе?
– Двадцать шесть, я старше. И кем ты работала в прошлой жизни?
– Я историк, – соврала я, вдруг не желая говорить такое социально не значимое «секретарша». – Просто в отпуске.
– Оу! Неужели сидишь в чёрных нарукавниках и в сексуально сдвинутых на нос очках и выискиваешь никем не найденный исторический факт?
– Почти.
Я рассмеялась, Финн продолжил рассыпаться фейерверком улыбок.
– Я угадал, я молодец! Так и представляю, как ты гонишься за фактом с лупой по огромной старинной книжке, а эти коварные мелкие буковки убегают от тебя, крича, – Финн презабавнейше сымитировал писклявый голос мультяшек: – «О нет, Боже! Она нашла нас! Спасайся, иначе она получит Нобелевскую премию!»
От смеха у меня выступили слёзы.
– А вдруг я – не книжная крыса, а русская Лара-расхитительница гробниц?
Финн смерил меня взглядом. Заглянул под стол, осмотрел с обеих сторон. И мотнул головой:
– Неа. Во-первых, не русская. Во-вторых, все мумии восстанут при виде такой короткой юбки, и тогда уже придётся убегать тебе: «А-а-а! Не ловите меня! Я историк, а вы артефакты, это я за вами охочусь! Ой, помогите, они тянут меня в склеп!»
Я подыграла ему, изобразив внезапную радость:
– Вау! Как я люблю склепы! А что в следующей гробнице?! Жезл фараонов? Йухуу, только его я и искала!
Недружелюбный официант пялился на нас, а мы хохотали, как школьники. Финн вдруг взял меня за руку, посмотрел мягко и обволакивающе:
– А ты забавная.
– Я? Да. А почему ты решил, что я не русская? – тут же притихла я, ощущая тепло его руки, в которой моей стало очень хорошо.
– Имя. Внешность очень необычная. Ты будто не из этого времени и мира. Переоделась, чтобы никто не заподозрил. Загадочная... – с придыханием сказал он.
Наши взгляды коснулись друг друга через крошечный круглый столик, заставленный тарелками, бокалами, приборами, и мне снова показалось, что я знаю этого мужчину всю жизнь.
Рядом раскупоривались горлышки бутылок, переливались в бокалы вина, пенилось пиво, журчал лимонад. Кристальный звон стекла, обронённая вилка, запах кофе с соседнего столика, французская речь, шум не смолкающей улицы, – всё это струилось вокруг. Жизнь текла вокруг нас и бурлила за спинами. Столик был нашим якорем, а Финн – моим. Он держал меня за руку, перебирая пальцы.
