3. тех, которые тогда нерешительно отреклись от общества, однако не были с ним в сношении до 1822 года, когда все тайные общества в России повелено было закрыть; а после этого повеления совершенно удалились и не действовали;
4. знавших о существовании общества или приготовлении мятежа в С.-Петербурге, но не донесших[49].
Некоторым из освобожденных от суда предназначалось административное наказание, но другие подлежали прощению и освобождению от ответственности. Из перечисленных Боровковым групп от наказания была освобождена подавляющая часть участников Союза благоденствия и других тайных обществ, существовавших до 1822 г. Причем материалы следствия свидетельствуют о том, что лица, принадлежавшие к указанной группе, как правило, либо вообще не привлекались к следствию, либо освобождались в ходе процесса, задолго до его окончания. Остальные приведенные мемуаристом группы оказались в сфере несудебного преследования.
Среди тех, кто был освобожден в ходе расследования, значительную часть составляют привлеченные к следствию безосновательно. При первых допросах вполне выяснилась их непричастность к декабристским союзам, заговору и военным выступлениям 1825 г., случайность привлечения к процессу, а показания обвиняемых не содержали в их отношении обвинительного материала. Особенно много таких лиц было арестовано в связи с подозрениями в участии в мятеже 14 декабря (О. М. Сомов, П. Н. Креницын, Е. В. Свечин, П. И. Русанов, Н. Р. Меллин, братья А. Н. и П. Н. Очкины, П. В. Павлов, А. П. Воейков, целый ряд других лиц). В эту же группу входят участники масонской ложи в Полтаве С. Л. и Д. Л. Алексеевы, С. М. Кочубей, В. В. Тарновский, которые были привлечены к следствию по подозрению в участии в предполагаемом «Малороссийском тайном обществе». Здесь стоит назвать и связанных дружескими и служебными отношениями с участниками тайных обществ Лузина, А. А. Шишкова, родственными связями – П. И. Черкасова, Г. М. Андреевича, а также случайно арестованных лиц: привлеченных по ошибке Л. Е. Астафьева (арестован вместо А. Ф. Астафьева), К. Проскуру (арестован вместо С.О. Проскуры). Всех их нельзя признать участниками тайного общества (по крайней мере, если не обнаружатся принципиально новые данные, меняющие наши представления об их причастности к декабристам).
Некоторые формулировки причин акта освобождения от наказаний, воспроизведенные в воспоминаниях Боровкова, отсутствуют в опубликованных официальных документах. В частности, речь идет о «худо понятой любви к Отечеству» и дружеских связях как факторах, влиявших на вовлечение в деятельность тайного общества. «Положительные» характеристики мотивов присоединения к конспиративным организациям («любовь к Отечеству»), даже сопровожденные подобными оговорками («худо понятая»), остались полностью за пределами официального обоснования актов прощения и, соответственно, за строкой опубликованных документов расследования. В то же время в обществе они были достаточно распространены[50]. Официальные же оценки концентрировались в основном вокруг молодого возраста, неопытности, неосторожности, легкомыслия «вовлеченных» и прямого обмана со стороны руководителей заговора.
Итак, официальное обоснование актов освобождения от ответственности некоторых участников тайного общества, заговора и военных выступлений 1825–1826 гг. строилось на факте их неучастия в планах политического переворота. Оно опиралось на проведенное в ходе следствия различие между политической целью (известной не всем участникам тайных обществ) и «внешней целью» просвещения и благотворения. В числе освобожденных от наказания оказывались те, кто отошел от тайного общества до превращения его в заговор, равно как и вовлеченные в заговор обманом, не знавшие его настоящей цели.
