– Нет, Агата, это просто инвалид, но он ещё жив. И может быть, он будет жить ещё очень долго.
– Кто придумал фотографироваться?
– Не имеет значения.
– Он был дьяволом.
– Просто очень изобретательным человеком. И хотел запечатлеть прекрасный миг красоты и юности, быть может.
– Это от дьявола. Всё сохраняет память.
– Так уж и всё? Ну что ж. Не могла бы ты вспомнить свой самый прекрасный день?
– Целый день?
– Да. Или момент. Самый прекрасный. Когда ты была очень счастлива. Когда тебе было отрадно на душе и вокруг плясали солнечные зайчики.
– По ту сторону не бывает солнца.
– Мы не будем говорить о той стороне. Расскажи о своём прекрасном дне.
– Мой последний день рождения…
– Вчера?
– Нет.
– Но ведь последний твой день рождения был вчера.
– Нет.
– Когда?
– Давно, очень давно. Тогда я ещё не была с седой прядью. И мои глаза были синие.
– А сейчас? Какого цвета твои глаза?
– Не знаю, я не видела их с тех пор.
– Ты не смотришь в зеркало?
– Нет. Нельзя. Они придут. Они приходят. Это их двери. Зеркала… глаза… Они нападают… Не отпускают… Хотят остаться здесь… Они цепляются за руки, за волосы… Мои волосы красивы?
– Безусловно. Я никогда не видел таких прекрасных волос, даже белая прядь их не портит.
– Им они тоже, наверное, нравятся…
– Мы договорились: сейчас ты будешь вспоминать свой самый счастливый день. Самый прекрасный. Солнце, лёгкий ветерок, и твои чудесные волосы развеваются, и твои синие глаза смотрят на этот мир с любовью… Тебе же нравится этот мир?
Молчит.
– Агата?..
Не отвечает, взгляд её застыл.
– Агата?
– Зачем вы зовёте меня, когда я здесь? Не зовите меня, я никуда не ушла. Они ещё не пришли за мной.
– Кто должен прийти?
– Марк, Минна. Я жду их. Но может явиться другой. Мерзкий. Он звал меня: Агата, Агата…
– Во сне?
– Во сне. Нет, я не помню. У него светлые глаза. Светлые, словно вода в фарфоровом кувшине. И чёрные усы. Чёрный костюм. Шляпа. Что-то в нём… нечеловеческое… Когда он сгибает свою спину, я каждый раз вздрагиваю.
– Агата, ты должна вернуться в свой прекрасный день. Перед тем как он наступил, ты хорошо спала?
– Да. Тогда меня ещё ничего не мучило.
– Итак, ты хорошо выспалась, потянулась в своей постели, крепко зажмурившись, да? Твои прекрасные волосы разметались по подушке. На щеках заиграл лёгкий утренний румянец. Ты поднялась с кровати и подошла к окну, верно?.. Там чудесное утро встречало тебя весенним светом, весенним воздухом.
***
Я открыла окно. Ветер тут же дунул в занавески – они стали как паруса. Белоснежные тюлевые паруса несли меня в неведомую страну. «Агата!» – это мама назвала моё имя, войдя в комнату. Она целует меня в щёки, гладит по волосам и говорит: «Нужно одеться, твой отец ждёт нас к завтраку. Осталось ровно пятнадцать минут до того, как ты снова родишься».
Моё утреннее платье висело на спинке кресла. Нежного кремового цвета, без единой складочки, с белым кружевным воротничком и широким поясом – такого цвета, как бутоны шиповника под моими окнами. Такого же цвета туфли стояли внизу, у кресла. И шёлковые чулки – тонкие-тонкие. Белые шёлковые чулки… Я надевала их осторожно, чтобы не сделать зацепки. «Твои первые шёлковые чулки, ты наконец доросла до них», – сказала мама. Мои волосы сверху перевязали кремовой лентой, в тон платья.
Я вбежала в столовую к отцу. Он читал газету за столом, уже накрытым к завтраку, но, как только увидел меня, произнёс моё имя и сложил газету вчетверо. Он обнял меня и поцеловал. Я села на своё место. Мама налила чай. Мне добавили молока – как я люблю.
