Покорно наклоняюсь, поднимаю.
- Устала, звездочка?
- Не-а. А мы скоро к маме поедем?
- Скоро, еще немного и поедем.
- А она нас дома ждёт, да?
- Не совсем. Я тебе позже расскажу.
- Хорошо. Ты только её не ругай, ага, пап?
Не ругать? Интересно. Дюжев наблюдает за нашими переговорами с улыбкой.
- А за что её ругать?
- За то, что меня проворонила. Я слышала там в магазине тётя одна говорила. Она не проворонила. У неё был разговор по делу, а я… фюйть, и ушла. Я виновата. Меня ругай.
- Любишь маму? – Иван задает вопрос.
- А кто не любит маму? – кукла делает огромные глаза.
- Наверное, только те, у кого мамы нет, - вижу, как на лицо Дюжева тень ложится, вспоминаю, что он сына один воспитывает, а про его жену, мать ребенка никто ничего не знает.
- Так не бывает, - уверенно отвечает моя Янка, - мама есть у всех. Без мамы мы бы не родились. А вот папы… папы иногда пропадают.
Вздыхает тяжело, а потом обвивает мою шею ручонками.
- Приходится их искать.
Мы с Дюжевым смотрим друг на друга, как завороженные. Я таю от нежности. Блин… сейчас вот охота, кто бы ни была эта мама жениться на ней, чтобы удочерить кроху.
- Фамилию спроси, - шепчет Дюжев одними губами.
А я…
Головой качаю.
Не могу.
Мне страшно.
Если это не она?
Я дико хочу, чтобы это была она.
Скулы сводит как хочу.
Иван подмигивает малышке, прощается со мной, уходит.
Фотограф и Карен обсуждают последние кадры. Выторговывают у меня еще часок с малышкой. Она готова, ей всё нравится.
- Пап, а давай вместе с тобой, а?
- В смысле? – Нет, у меня была, конечно, идея самому поучаствовать, и команда моя меня склоняла, мол, увидят девчонки мой фейс и стаями побегут регистрироваться. Я хотел. Потом перегорел – решил, на хрена светить своим лицом? А сейчас вот…
- Давай, Яр, я и шмот для тебя привезла, - уговаривает стилист.
- Папочка, пожалуйста. Я хочу с тобой.
- Ну…
- Пожалуйста! А потом мы и маму возьмем, да? Будем все вместе. Втроём. Договорились?
- Договорились.
Стремительно переодеваюсь. Тороплю гримера, которая как всегда медленно раскачивается и которую надо стимулировать. Надеваю майку, светлую джинсовку, Янке подбирают платьице в тон и тоже джинсовую курточку. Она светится от счастья.
- Пап, мы одинаковые! Я модная, да?
- Очень модная.
- Мама тоже любит, чтобы мы одинаковые. И я.
- Значит, надо и маме подобрать такой же лук, - наивно отвечает малышке наша стилист.
- Лук? Фу. Лук горький.
- Лук – это то, как ты выглядишь. От английского слова. – объясняет моя сотрудница Яне.
- Не понимаю. Лук это когда глазки плачут. У мамы часто плачут из-за лука.
Говорит, а сама перед зеркалом вертится.
А у меня снова в груди тесно и щемит.
Сдается мне, что мама моей звездочки плачет совсем не из-за лука.
Моя Полинка почти никогда не плакала.
Говорила всегда – не дождётся. Это она про мачеху. Моей любимой совсем не весело жилось в доме отца.
А я ничего не сделал, чтобы защитить.
Да, я сам был сопляк, конечно. Но…
Чёрт, бабки я зарабатывал. Хату снять мог – своей еще не обзавёлся тогда. Да, та же дача – могли бы жить и там. Там зимний, теплый дом, с газовым отоплением.
Я и жениться мог. Легко.
Почему нет?
Почему сейчас я думаю о том, какие ошибки совершил тогда?
Почему бы мне сейчас не найти Полину, мою Полину, и всё исправить?
Несмотря ни на что?
Даже если она… если она не мать этой девчушки?
16. Глава 15
Прихожу в себя в палате. Даже не так, скорее, не прихожу в себя. Просыпаюсь.
