РАФТ строили, чтобы решить проблему изолирования преступников, которые смотрели на вооруженную охрану, как лабрадор на теннисный мячик. Подобно нью-йоркскому метро, Рафт располагался под землей, но гораздо глубже, под руслом Ист-Ривер.
Пока они шли по длинному коридору, минуя флуоресцентные фонари и каменные стены, Наташа приметила слева большое и, вероятно, пуленепробиваемое окно. За ним несколько охранников внимательно вглядывались в мониторы, которые показывали разные части тюрьмы, в том числе и коридор. На одном из экранов Наташа узнала себя и идущего за ней Клинта, который нес в левой руке лук, не особенно крепко его сжимая. Подняв глаза, женщина увидела направленные на них камеры с мигающими красными лампочками и линзами, отслеживающими их движение.
– А окна здесь не выходят наружу, – поделилась она вслух своими наблюдениями. – Наверное, заключенным тут нелегко. – Наташа задумалась, страдает ли кто-нибудь из их маленькой компании клаустрофобией.
– Это необходимая мера предосторожности, – объяснила Джессика. – Из-за способностей некоторых заключенных все стены покрыты адамантием или вибраниумом. Укрепить стекло до такой же степени невозможно.
– Понятно. И все же я бы лучше всю жизнь пробыла в трудовом лагере в Сибири, чем в тюрьме без окон, – сказала Наташа, поежившись от перспективы проводить без солнечного света один день за другим.
– Прекрати, – сказал Клинт.
– Что прекратить?
– Эту жалостливую игру на публику.
– А ты уверен, что это игра? – Шедший впереди Люк приостановился и теперь оказался рядом с Клинтом. – Я вот с ней согласен. Я отсидел три года, но нас хоть выпускали во дворик воздухом подышать. А это место… Их тут хоронят заживо. Признаюсь, у меня мурашки по коже.
– Ну, может, она играет по Станиславскому. Все равно не стоит ей верить.
Наташа поняла, что сильно недооценивала проницательность лучника. Может, пока он учился цирковым номерам, нахватался чего-то помимо трюков. Над головой она заметила щели в металлической стене.
– А это не окна? – поинтересовалась Наташа. Ей нужно было узнать как можно больше об этом месте. Реши она вернуться в Россию, ей пригодится каждая деталь. «Если, конечно, не придется поселиться здесь навечно», – подумалось ей.
– Это видеоэкраны, – ответила Джессика. Её каблуки звонко стучали об пол при каждом шаге. – Они двухсторонние. В США стараются обращаться с заключенными по-человечески, не то что в некоторых других странах.
Клинт и Кейдж переглянулись.
– Джессика, ты когда-нибудь вообще была в камере?
Джессика глянула на них через плечо.
– Слушайте, я не говорю, что в тюрьмах очень здорово. Там и не должно быть здорово. Вы хоть знаете, что натворили эти заключенные? И на что еще они способны?
– Глядя на него, – Люк кивнул в сторону одного из экранов, – не скажешь, что он много на что способен.
На изображении был крупный мужчина с маленькой головой, заостренной у макушки, который сидел в согнутом положении в углу камеры. Большую часть его тела покрывала бледно-коричневая шерсть. На нем была рваная белая футболка и штаны, которые, на взгляд Наташи, мог бы носить пациент клиники для душевнобольных. Заключенный навевал мысли о помеси циркового урода с крысой. Он поднял глаза, поморщил нос и некоторое время смотрел им вслед.
– Кто это?
– Паразит. Интеллектом обделен, но очень быстрый и ужасно сильный, – рассказала Джессика.
