Утро. Дорога. Дон Кихот и Санчо Панса отправились в путь. Дон Кихот верхом на Росинантэ, Санчо Панса – на своём осле.
Дон Кихот: Ну что ж, неплохое начало… Уехали мы незаметно… ничего вроде бы не забыли.
Посмотри, как красиво описывал Амадис Галльский начало своего путешествия! (Открывает книгу.) «Май подходил к концу. Белоснежный город Кордова купался в жарких лучах андалузского солнца. Горы, подступающие с севера, побелели от цветущих апельсиновых деревьев, а в садах Альгамбры цвели гранаты. Высокие тополя стояли вдоль дороги, а ветры, дующие с погружённых в дымку вершин Сьерры Морены, несли приятную прохладу…»
Санчо Панса: Это у Амадиса была прохлада Сьерры Морены. А у нас день будет жарким – солнце вон как палит!
Дон Кихот: Ничего, к полудню, надеюсь, мы доберёмся до Мигель Эстебан – там и переждём жару. Меня больше беспокоит другое: то, что я ещё не посвящён в рыцари, поэтому не должен вступать в поединок ни с каким рыцарем…
Санчо Панса: Что же делать будем?
Дон Кихот: Надеюсь. мы встретим благородного рыцаря, который согласится посвятить меня в рыцари…
Санчо Панса: Это сложная процедура?
Дон Кихот: Да нет… У меня всё есть для того, чтоб быть посвящённым. Книга рыцарская, конь, копьё, щит, меч… шлема вот пока нет, но это допускается.
Санчо Панса: Ну, значит, не о чем беспокоиться?
Дон Кихот: Да, Санчо… Ах, как хорошо здесь! Свобода, природа… (Начинает петь.)
Лишь только первый лучик пробежался по земле
И путникам дорогу осветил,
Покинули мы дом, навстречу вышли мы судьбе,
Как светлый Феб, бывало, говорил.
Навстречу деве, огненной Авроре мы идём
Бескрайними полями Монтенсьерра.
Приветствует нас с высоты кастильский горизонт —
Могучий благородный кабальеро…
Дон Кихот – Кастилии великий сын!
Росинантэ – не просто конь, а исполин!
И Санчо Панса на осле верхом.
Да, мы идём… Да, мы идём!
Ты, Дульсинея, всех прекрасней на земле!
Я – рыцарь твой. Я так мечтаю о тебе!
Ты сердце мне разбила – красотою я пленён.
Навеки очарованный я… Дон!
Дон Кихот! Иду я, латами звеня.
Верный конь на подвиги зовёт меня.
И Санчо Панса на осле верхом.
И мы идём… да, мы идём!
Дон Кихот (продолжает без музыки): О, принцесса Дульсинея, владычица этого пленённого сердца! Какой удар нанесли вы мне, удалив от себя со строгим запрещением никогда не появляться в присутствии вашей красоты!
Удостойте, о сеньора, вспомнить об этом верноподданном сердце, из любви к вам испытывающем столько мучений!
Санчо Панса: Мой господин, да не мучайтесь вы так со своей дамой сердца! Я всё хотел вам сказать по поводу Альдонсы… то есть Дульсинеи, что она совсем не так непорочна, как вам представляется.
Дон Кихот: Стой, Санчо, остановись и замри! Пока не поздно, опутай уздой крепкой свой язык, ибо ты на краю пропасти!
Предупреждаю тебя, что хоть ты и оруженосец, но не помышляй высказываться про даму сердца рыцаря, иначе, по рыцарскому закону, я буду обязан убить тебя, и поверь мне: сделаю это прямо этим вот мечом, который ты несёшь, поскольку никто не имеет права прикасаться к непорочной деве Дульсинее…
Санчо Панса: Что ж, если законы рыцарства таковы, я промолчу. Хотя вам было бы полезно услышать мои слова, но теперь, когда я узнал от вас про этот рыцарский закон… Не скажу вам ничего, хоть вы меня тридесять раз попросите! (Начинает петь.)
