У девчонок была дурная привычка, убрав лишнюю посуду, остаться за столом и болтать, а о чем болтать, это они туго знали. Для Алексея было сущим наказанием сидеть в это время вместе с ними за столом и есть, когда все внимание женщин было обращено только на него. Он не мог нормально жевать под пристальными женскими взглядами. Он, то краснел, то бледнел, ложка не держалась в его руках, тушеная картошка вываливалась с ложки и изо рта. Сделав несколько глотков, Алексей отодвигал от себя тарелку и сразу попадал на язык женщинам. Замужние женщины начинали сравнивать его аппетит с аппетитом своих мужей, словно им было невдомек, что «мужику» – то, оказавшемуся с ними волею судьбы и цехового начальства, едва перевалило восемнадцать лет. Дело доходило до того, что одна женщина, знающая толк в мужиках, сказала:
– Ну, что можно ожидать от такого мужика в постели? – она имела в виду человека, который мало ест, и не задумывалась над тем, что кроме мамки родной, он еще и женщин-то не видал.
Такие слова Алексею было горько слушать, но приходилось терпеть. Краска заливала лицо, но что-то сказать в ответ он не решался. Замужние женщины, не стесняясь, еще при нем, копающемся ложкой в тарелке, начинали раздеваться, готовясь ко сну. Это было сущим наказанием для Алексея. Они скидывали с себя рабочую одежду и, сверкая голыми грудями, проходили около самого стола в одних трусиках, направляясь в чуть протопленную баньку, чтобы смыть со своих красивых тел пыль и грязь, осевшую на них во время дневной работы на поле.
– Девчата! Ну что же вы так издеваетесь над молодым пареньком? Ведь он виновен только в том, что молод очень, – заступалась за Лешку хозяйка.
– Ничего, пусть привыкает. Он уже совершеннолетний. Сколько лет-то тебе? Ну вот, восемнадцать уже годочков, женить парня можно, – говорила самая забияка Зинка, стоя прямо перед сидевшим за столом Алексеем и приподымая ладонями рук свои большие груди.
Девчонки, ровесницы Алексея, сами неодобрительно относились к таким выходкам своих старших коллег. С этими девчонками он только и общался. По вечерам они обычно усаживались за стол возле Лешки и начинали болтать, постепенно переходя на обсуждение своих девичьих проблем. Девчата были довольно скромными, но и они порой забывались и, о чем-то заспорив в разговоре, они показывали на себе какую-либо деталь одежды, оголяя ту или иную интимную часть своего тела. Вспомнив о присутствии Алексея, они ойкали, просили у него прощения, но разговор доводили до конца. Единственным человеком, не приносящим неудобства Лешке, была та симпатичная и незамужняя женщина, которую звали Марина. Она порой останавливала зарвавшихся женщин грубым окриком. Он смотрел своими синими глазами на спасительницу и улыбался. Марине тоже нравился этот симпатичный блондин высокого роста, хоть и был он худым и слишком молод для нее. Просто нравился ей этот мальчишка и все. Он всегда был вежлив и правдив, ни на кого не обижался, уже сейчас чувствовалось, что в зрелом возрасте он станет очень порядочным человеком.
Однажды, устав на работе, Алексей быстро поужинал и, извинившись, направился в сарай на сеновал. Там находилась его постель, не постель, а самое настоящее гнездышко. Хозяйка дала ему простынь и теплое одеяло с пододеяльником, остальное было делом его рук. Спать было мягко и приятно, аромат свежего сена перебивал все запахи, исходящие от домашнего скота, а воздух был свеж и прохладен, как раз для здорового сна.
