Домой Стёпа вернулся уже глубоко ночью. Последние два километра до дома он пробежал – просто захотелось услышать шум ветра в ушах и дать выход рвущимся наружу эмоциям. Сердце колотилось в груди, как молот, а в душе искрилось и переливалось какое-то совершенно новое, незнакомое ему чувство.
На самом-то деле, ничего особенного и не произошло. Они просто гуляли, болтали о том о сём – поначалу разговор не клеился, но потом Стёпа немного расслабился, и общаться стало значительно проще. А Надя, кажется, и вовсе не знала, что значит стесняться: она говорила, рассказывала о себе, задавала вопросы Стёпе – причем некоторые из них приводили его в ступор: даже со своими друзьями из общаги он обычно не затрагивал тех тем, которые обсудили они с Надей, медленно слоняясь по парку. И всё это было так непохоже на то, с чем ему приходилось сталкиваться ежедневно… Поэтому Стёпа и бежал, перескакивая встречающиеся на пути препятствия, как заправский спринтер, и душа его, казалось, летела впереди него. Ему не хотелось думать сейчас о том, что эта дружба не может длиться вечно, и что они вообще, можно сказать, люди разных видов, – сейчас ему было плевать на это всё. Он просто упивался своими эмоциями и был абсолютно счастлив.
Ввалившись домой, он быстро разделся и со всего размаху запрыгнул на угрожающе заскрипевшую тахту, после чего зарылся в одеяло и закрыл глаза, перебирая в памяти события и картинки прошедшего вечера… Вот они идут вдоль пруда, и он протягивает ей руку, помогая взобраться на бордюр, а она заливисто смеётся, заметив его смущение от контраста большой и грубой Стёпиной лапы и её узенькой ладошки. А позже они сидят на лавочке, и Стёпа, вконец успокоившись, рассказывает про свою работу, учёбу – а она слушает, широко раскрыв глаза. На самом деле слушает, а не делает вид. Таких картинок было много – и сейчас они роились у него в голове, словно бабочки над благоухающим весенним лугом.
Стёпа поворочался и взял с тумбочки телефон. Сняв блокировку, он увидел выскочившую на экран надпись – «Получено новое сообщение». Лицо тут же расползлось в улыбке – перед тем, как попрощаться, они конечно же обменялись телефонами, и сейчас он был на сто процентов уверен, что знает, от кого это сообщение.
«Спокойной ночи. Надеюсь, мы ещё увидимся», – прочитал он, и радость, и без того зашкаливающая, взорвалась в сердце тёплой волной. Он снова погрузился в воспоминания, ещё такие живые и яркие, но минут через двадцать усталость взяла своё, и Стёпа крепко уснул.
Следующие две недели прошли для него будто в каком-то сне. Учёба, работа, все проблемы отошли на второй план. Стёпа даже перестал замечать косо поглядывающих на него на улицах людей – теперь ему было просто наплевать них. Они с Надей встречались почти каждый день, в основном гуляли в окрестностях или смотрели вместе хоккейные матчи, и он ждал этих встреч, как истосковавшийся по свету астронавт ждет солнца после полугодовой лунной ночи.
Иногда, после особенно волнительных моментов в их общении, он, хоть и ненадолго, погружался в депрессию, и это были крайне тяжёлые для него дни. Мысли о будущем часто загоняли его в такое состояние. Ведь он боялся даже мысленно произносить про себя слово любовь, понимая, что такие отношения совсем не для него – любовь ведь означает желание быть вместе всегда, физическую близость… но об этом не могло быть и речи. И всё же, глядя на Надю, когда они в очередной раз гуляли где-нибудь подальше от людей, он несколько раз едва сдерживался, чтобы не признаться ей в любви. Но здравый смысл всегда брал верх, и Стёпа лишь краснел, сопел, но прекрасные и в то же время страшные для них обоих слова так и не сорвались с его уст.
