Новый нуар - страница 7

– Румыны… Эти и маму родную закатают.

Мама задумалась и, вспомнив, вероятно, переводные романы, важно сказала:

– У Румынии в Европе репутация квартала красных фонарей.

Потом добавила:

– Когда я думаю о Румынии, то мне представляется драная кошка со страшно гордым видом.

Но остановить Колокольчикова было уже невозможно. Он был счастлив уже только от того, что в его жизни что-то происходит. Несколько месяцев Колокольчиков прожил в радостном ожидании, а в сентябре пришел с чемоданом на Киевский вокзал.

Время летело быстро. Василика закончил лицей, получил диплом автомеханика и натурализовался. С интернатом было покончено, теперь он снимал комнату в респектабельном 7-м округе в центре Парижа на улице Сен-Доминик.

Комната предназначалась, вероятно, для прислуги, так как была совсем крошечной, и Василика называл ее про себя скворечником. Появилась мечта купить гарсоньеру, – ведь у него никогда не было собственной крыши над головой. Зато Василика теперь был владельцем счета в Societe Generale, который не быстро, но постоянно рос. Довольно долго искал работу и, наконец, устроился в кейтеринговую компанию – на велосипеде развозил клиентам пиццу и другую еду. Работа Василике нравилась, потому что давала возможность общаться с французами.

Василика был один. Однажды в кафе ему принесла салат Cesar темнокожая официантка, и он, не удержавшись, осторожно дотронулся пальцами до замшевой кожи на ее запястье. Она взглянула на него удивленно-насмешливо, а Василика спросил:

– Откуда ты?

– Дом-том, – сказала она.

– А я тогда – женьшень, – засмеялся Василика.

– Дом-том это – заморские территории[2], – обиделась креолка. – Мартиника.

– А зовут тебя как? – спросил тогда он.

– Франсуаза.

– Франсуаза Дом-том, – повторил Василика и позвал ее вечером в город.

Несколько раз она приходила к нему в скворечник, а потом пропала. Василика ее не искал.

Потом была Женевьева, с которой Василика познакомился на курсах в British Council. Владение хотя бы начатками английского было одним из условий получения профессиональной карты таксиста. Как-то вечером они вместе вышли с занятий на улицу Гренель, и Василика сказал:

– May I introduce me?[3]

Француженка захохотала как сумасшедшая и повела его к себе домой. Всю ночь они отчаянно занимались любовью, встретились еще несколько раз, а потом Женевьева вдруг просто перестала его замечать. Василика не настаивал.

Однажды у него появилась молчаливая девушка неизвестной национальности, кажется, откуда-то с Балкан. Она косила на оба глаза – крестообразно, и никогда не улыбалась. Занимаясь с ней любовью, Василика всякий раз холодел от ужаса. От нее он постарался поскорее избавиться сам.

Словом, любовь у Василики в Париже была, но, как говорится, без фанатизма. Почему-то эта сторона парижской жизни его не очень привлекала. Может быть, потому что француженки казались ему неискренними и уж очень самостоятельными. Вроде лежали в постели вдвоем, а на самом деле он все равно был один. Un peu de tendresse, bordel de merde![4]

Румын в Париже Василика избегал. Проходя мимо посольства, даже не поворачивал головы. На румынскую церковь неподалеку от Rue des Ecoles мельком посмотрел с тротуара напротив – и все. Не встречался и с румынами-эмигрантами, которые, как он быстро понял, постоянно грызлись между собой. Как-то в Версале Василика увидел табор, но подходить не стал, – цыгане ему не нравились и в Румынии.