Нравственные письма к Луцилию. С комментариями и иллюстрациями - страница 2
Стоики считали, что поступать в соответствии с собой – значит жить в соответствии со своей разумной природой, ибо сущность человека в разуме, который является проявлением мирового разума – логоса. Поступая разумно, мы раскрываем свою истинную природу и обнаруживаем причастность высшему бытию. Эта причастность дает столь сильное ощущение жизни, что перед ним меркнут не только все радости и страдания, обусловленные внешними вещами, но и сама смерть. Да, она отнимает все, что человек имеет индивидуально, но, раскрывая свою природу, он ощущает единство с мировым разумом, над которым смерть не властна, и это сообщает ему высшую радость. Реализация разумной природы в повседневной жизни осуществляется в добродетельных поступках. Добродетели уже сами по себе – награда для человека, так как никакие внешние удовольствия не сравнятся с ощущением жизни, сопровождающим раскрытие высшего бытия в повседневной действительности. Поэтому стоик поступает добродетельно, не ожидая мирских наград и не опасаясь наказаний.
Сенека полностью разделяет такое стоическое понимание, но при этом нуждается в критерии, позволяющем отсечь все, что обусловлено обстоятельствами и страстями, вызванными стремлением к ложным целям – власти, славе, богатству, – от того, что в жизни истинно и не зависит от внешних вещей или событий. Таким критерием становится памятование о смерти.
Она отнимает все, чем бы ни обладал человек, раскрывая тем самым иллюзорность природы бренного мира. Подлинным является лишь то, над чем смерть не властна, – это мировой разум, или логос, причастность которому человек чувствует, совершая добродетельные поступки и разумно организуя свою жизнь. Людей очень часто поглощает суета жизни: бедняку приходится тратить все силы, добывая пропитание, а богатство и власть приносят лишь новые заботы. Сенека же испытал взлеты и падения, роскошь и борьбу за выживание, власть и беспомощность. В таких перипетиях судьбы легко утонуть, поэтому, чтобы не забыть себя подлинного, требуется такое средство, как памятование о смерти. Сенека много пишет о готовности в любой момент встретиться с ней. Это дает утешение и моральную поддержку, так как сразу становится понятно, что все происходящее вокруг не стоит переживаний, а внутреннюю причастность высшему благу, под которым он понимает мировой разум, ничто не может отнять. Руководствуясь внутренним долгом, человек следует своей природе, и это дает ему удовлетворение, позволяющее сохранить невозмутимость, идя на пир или на эшафот.
Впрочем, Сенека обнаруживает, что даже памятование о смерти слишком слабое средство. Он посвящает целый ряд писем из собрания «Нравственные письма к Луцилию» идее готовности к самоубийству. Стремясь отрешиться от всякой внешней зависимости, философ в данном случае переступает грань и попадает в зависимость иного рода – от мыслей о смерти. Действительно, внутренняя готовность уйти из жизни сопровождается чувством освобождения от всех земных забот. Сенека стремится обрести такое чувство, но оказалось, что эти заботы слишком сильны, и он поддается опасному искушению – вместо того, чтобы просто помнить о смерти, он стремится воспитать в себе готовность к самоубийству. Превратив памятование о смерти в философский метод самопознания, Сенека обнаружил в своей жизни такие противоречия, что в стремлении к отрешенности впал в противоположную крайность, и, по иронии судьбы, именно так ему и предстояло умереть – покончив жизнь самоубийством по приказу собственного ученика, императора Нерона.