*
Тут уместно обнародовать некие размышления, которые изначально исходят от СП, но и мне не чужды. Суть их в восприятии внешних проблем через внутреннее состояние – совсем не ново, да? Это если в духовной переработке – пресловутый эксизстенциализм в чистом непонятном виде. Мы часто с СП обсуждали этот термин. До конца суть его так и не открылась нам. Пока. Был придуман тогда такой приёмчик: добавить своё прилагательное и уже сложившееся словосочетание трактовать на свой удобный и вольный манер.
Продолжаю в этом русле: если брать за основу наши телесные терзания от болезней или ещё от каких немощей, то, согласитесь, что с ними жизнь или, если не так пафосно, скажем, манная каша не будет казаться такой же вкусной, как при полном здравии. Ну, каша кашей – съел и забыл. А для людей при возможностях и рычагах? Иногда неожиданный мелкий неприятный геморрой может повлиять на взаправду эпохальные решения.
Такое явление мы с СП и назвали геморроидальным эксизстенциализмом, при котором все наши размышления и тревоги по сути сводятся к преодолению или считаются с преодолением реально существующего недомогания.
*
За соседним столиком, где тихо до этого заседал ещё один мужской дуэт, обозначилась активность. Кучерявый полный мужик средних лет, театрально взмахнув рукой, громогласно заявил:
– Да раньше я одним махом семерых посылал на хрен! –
Нэт знал проявившегося пивного трибуна. Александр, ещё года три назад хаживал в крутых «бизняках». «Мерин», шофёр-охранник, – всё серьёзно и взаправду. Но что-то не так пошло и богатство куда-то улетучилось, словно и не было ничего, а если и было, то – хлипкие декорации для маленького акта в середине жизненного спектакля.
Александр не застрелился и не спился; а мог бы, и окружающие приняли бы такой исход, как закономерный. Он просто стал снова Шуриком, вернулся в оставшуюся родительскую квартирку и отдался тихому пришибленному существованию. Все, побывавшие «наверху», и потом свалившиеся незапланированно вниз, в глазах окружающих выглядят дурочками. Шурик скорее всего замечал жалостливо-сочувствующие взгляды, но не чурался их. Напротив, ходил и смотрел на других так, словно ему известна некая тайна, и по сравнению с этим знанием всё извне – никчёмное мельтешение.
Его собеседника тоже звали Шурик, не местный и не известный. По сравнению с «нашим» Шуриком он имел вид скользкого типа: как-то нервно дёргался, глаза бегали.
Они перекинулись ещё парой фраз, неслышных соседям. Вдруг Шурик№2 вскочил, достал «трамвик» и направил пистолет сначала на Шурика»№1, а потом на нас, на бармена, т.е. стал описывать такие полукруги.
Я и Алексей не сразу просекли серьёзность момента. Видимо благостное выражение всё ещё оставалось на наших лицах и, чтобы его сбить, прозвучал выстрел. Заряд прошёл в 15-20 см от моей головы и, попав в картину на задней стене, расколол стекло на мелкие осколки, со звоном разлетевшиеся вокруг.
Э! Да это «крези». Мы, как по команде встали, подняв руки перед собой: успокойся. Хотя понятия не имели, из-за чего возбудился Шурик№2.
Колокольчик на открывающейся входной двери разорвал всеобщее оцепенение. Рука с пистолетом мигом крутанулась по направлению входа и, ударившись в движении об неучтённый столбик-колонну, самообезоружилась.
Первым среагировал на изменившуюся оперативную обстановку Алексей. Он метнулся к хулигану и провёл вполне удовлетворительный хук справа, после чего тот, словно боксёрская груша, сорвавшаяся с крепёжной петли, с глухим звуком рухнул к ногам своего тёзки.
