Каюсь, я воспользовалась знанием психологических проблем Александра Софроновича и, подав ему вполне определенную надежду на возможность совместного и очень внимательного обсуждения моего первого материала, тут же получила не только статус посланца редакции, но и задание побывать на авиационном, стоило лишь мне на это намекнуть.
В моей жизни никогда не было таких мужчин и, смею думать, никогда не будет, если, конечно, меня не поразит какое-нибудь патологическое слабоумие. Они никогда не вызывали у меня ни интереса, ни жалости, ни презрения. Но чем они, собственно, хуже или лучше всех этих «крутых» ребят, всаживающих пули друг другу в лоб только потому, что по-другому не умеют решать свои проблемы?
Просто таковы правила игры мужчин, покинутых в детстве женщинами. Игры «сироток», замышлявших втайне от себя убийство отца и не простивших «предательство» матери…
Минут пять я решала проблему парковки, безуспешно пытаясь всунуть «девятку» между приподнятых задов «бээмвэшек» и самоуверенно-безразличных спин джипов. Небольшая площадь перед проходной была до отказа забита средствами передвижения: это было похоже на выставочный зал автомобильного салона – разве что «Запорожца» не удалось мне встретить в стройных шеренгах скучающих без хозяев автомобилей.
Пристроив наконец машину метрах в трехстах от проходной, я спокойно направилась к огромным стеклянным дверям, на ходу обдумывая последовательность вопросов, с помощью которых намеревалась добыть необходимую мне информацию.
У турникета путь мне преградила в буквальном смысле неохватных размеров вахтерша.
На непрофессионала она скорее всего должна была производить грозное впечатление: головы на две выше меня, одета в форму защитной расцветки, на боку – кобура с торчащим из нее «макаровым», как я определила по рукоятке, но главное – свирепый взгляд и сдвинутые к переносице широкие черные брови. Меня это все, конечно, не обмануло, я сразу увидела и маскарадный, а не маскировочный костюм, и крайне неудобно для руки расположенную кобуру, и напряжение мышц лица, искусственно фиксирующих свирепость взгляда.
«В чью честь спектакль? – подумала я, молча подавая свою редакционную ксиву. – Высокие гости?»
– Андреич! Проводи еще одну, – высоким и совершенно несоответствующим ее внешности, каким-то бабьим голосом закричала свирепая охранница. – Что ж опаздываешь-то? – по-дружески проворчала она, возвращая мне бумажку. – Иди-иди, в сборочном они. Андреич проводит.
Андреич оказался хмурым юношей лет восемнадцати, у которого было неважное настроение, вероятно, из-за того, что ему очень хотелось в сборочный цех, туда, где все, а он вынужден был торчать у проходной, карауля опоздавших.
Сейчас в роли опоздавшей оказалась я. Интересно, на что это я опаздываю?
Доведя меня до дверей сборочного и вконец расстроясь, Андреич побрел обратно, а я проскользнула в цех.
– …и думал: чем же они лучше нас, тарасовцев? Да ничем. Такие ж люди, только японские, – усилитель разносил по гулкому цеху хорошо знакомый и даже уже набивший оскомину за предвыборную кампанию голос нашего губернатора. – Почему же они живут лучше нас? Ведь у нас земли в тысячу раз больше. И мы столько зерна вырастим за год, что эту Японию будем десять лет кормить со всеми ее японцами. Если, конечно, наладим выпуск комбайнов. Пусть только попробуем не наладить, – туманной фразой закончил свою тираду губернатор. Но, наверное, для директора завода в ней не было никакого тумана.
