– Вы, наверное, хорошо разбираетесь в искусстве.
– Ничего подобного. На локативное набрела случайно. Нет, не совсем так. Идею подал Бигенд. Хотя тогда я этого не поняла.
Милгрим подсунул ноготь под пленку.
– Спасибо, – сказал он. – Должно быть, очень интересно.
Сейчас, поймав на себе его взгляд, она закрыла черную книгу и улыбнулась.
– Что вы читаете? – спросил Милгрим.
– «Одинокий волк» Джеффри Хаусхолда. Про человека, который пытался убить Гитлера или кого-то очень похожего на Гитлера.
– Хороший роман?
– Очень. Хотя здесь куда больше про английскую сельскую местность. Последняя треть, как я поняла, целиком разворачивается в барсучьей норе под изгородью.
– Мне понравилась ваша книга. Как будто люди смогли зафиксировать свои сны и оставить там, где их смогут увидеть другие, если знают способ.
– Спасибо. – Холлис положила «Одинокого волка» на стол, не отметив страницу, на которой остановилась.
– Вы их все сами видели?
– Да.
– Какая ваша любимая?
– Ривер Феникс на тротуаре. Его я увидела первым. Один-единственный раз. Больше туда не возвращалась, чтобы не портить впечатление. Наверное, из-за этого впечатления я и решила написать книгу.
Милгрим закрыл «Присутствия» и положил на стол напротив «Одинокого волка».
– С кем мы встречаемся в Париже?
– С Мередит Овертон. Она училась в Колледже моды. Обувь, кожа. Живет в Мельбурне. Или жила. В Париже на «Салон дю вэнтаж», что-то продает. Она там с клавишником по имени Джордж из группы «Тумбы». Слышали про такую?
– Нет.
– Я знакома с другим парнем из этой группы плюс с человеком, который их продюсирует.
– Она знает про «Габриэль Хаундс»?
– Тот другой парень из «Тумб» сказал, она в студенческие годы дружила в Лондоне с кем-то, кто участвовал в создании «Хаундс».
– Они возникли в Лондоне?
– Не знаю. Клэмми познакомился с нею в Мельбурне. На ней были «хаундсы», он хотел такие же. Она знала, где их будут продавать в Мельбурне. На художественной ярмарке. Он пошел с нею и купил джинсы. Сказал, ими торговал американец.
– А она станет с нами говорить?
– Не знаю. Попробуем.
– Что в них такого? И почему Бигенд ими интересуется?
– Он считает, кто-то копирует его самые заветные маркетинговые стратегии.
– И люди хотят эти джинсы, потому что их невозможно достать?
– Отчасти.
– Наркотики высоко ценятся, потому что их нельзя достать, не нарушая закон.
– Я думала, наркотики высоко ценятся, потому что они действуют.
– Это обязательное условие, но рыночную цену создает запрет. Часто их производство не стоит практически ничего. Так что все работает в одну сторону: они действуют, вы в них нуждаетесь, они под запретом.
– Как вы избавились от зависимости?
– Мне заменили кровь. Делали переливания. И одновременно снижали дозу. И еще есть парадоксальный антагонист.
– Это что такое?
– Точно не знаю, – ответил Милгрим. – Другой препарат. И плюс когнитивная терапия.
– Страшно слушать.
– Терапия мне нравилась, – сказал Милгрим.
Он чувствовал у себя на груди паспорт, надежно упрятанный в чехол Фарадея.
Мокрая от дождя Франция возникла за окном, словно по щелчку выключателя.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
