А через несколько дней я впервые поговорил с той самой Леной с глазу на глаз. Звучит так, будто у нас был какой-то долгий задушевный разговор, но на самом деле это были всего две фразы:
– Привет, я вот тут принес…
– Ага, спасибо.
Впрочем, стоит рассказать по порядку. Все началось со сметаны.
Раз в неделю, по средам или воскресеньям (когда как), к нам во двор приезжал маленький фургон-пирожковоз. Почему пирожковоз – не знаю, просто все его так называли, хотя я ни разу не видел, чтобы он привозил пирожки. Из машины торговали молоком и сметаной. Местные между собой называли продавцов колхозниками, но не в плохом смысле, то есть не в том, что они невоспитанные деревенщины, а в прямом – в том, что продукты они привозили из каких-то больших сельских хозяйств. Молоко у них было в огромных железных бидонах, я подходил с двухлитровой банкой, и мне ее наполняли гигантским половником прямо из этих бидонов. Но молоко это меня не особо впечатлило: ну молоко и молоко, на вкус я бы его, может, даже не отличил от магазинного. Другое дело – сметана. Только у этих колхозников и больше нигде я не видел сметаны такой густоты, что ее нужно было намазывать на хлеб ножом! Впервые увидев, как баба Тома это делает, я подумал, что она мажет сливочное масло. Меня еще удивило, что масло хранится в банке, но бабушка дала попробовать бутерброд и сказала, что это сметана. Хотя и на вкус эта сметана была почти как масло.
Фургон приезжал в районе девяти утра, и моей обязанностью было сходить за продуктами. На второй раз (в воскресенье, первый был в среду) дед Саша попросил меня взять две банки сметаны и ближе к обеду отнести одну из них в восьмую квартиру. Я выполнил дедово поручение, а когда мне открыли дверь с цифрой 8 на третьем этаже, я удивленно посмотрел на Лену (где именно она живет, до этого случая мне было неизвестно), и мы обменялись теми самыми двумя фразами.
– А они что, сами не могут сметаны купить? – спросил я у деда, когда вернулся домой.
– А это уже не твоего ума дело, внучок. Надо, значит, надо. Я тебя прошу всего-то раз в неделю банку отнести.
Впрочем, причина не была такой уж огромной тайной, я выяснил ее уже в следующее воскресенье.
– Ты ведь по средам сама покупаешь утром, я видел из окна, – сказал я Лене при встрече.
– Ну и? – ответила она, хмурясь.
– А по воскресеньям не получается?
– По воскресеньям я спать хочу, – сказала Лена с вызовом. – И просыпаю этот долбаный фургон. Дед звонит твоему, чтоб взял на нас сметаны. Извиняюсь, так не всегда происходит. В последние две недели вообще продрать глаза не могу.
– Ааа… а по средам спать не хочешь?
– По средам у меня работа с утра. Воскресенье – единственный день, когда могу выспаться. Но я поняла, что тебе влом, буду стараться вставать.
– Ты ведь в видеопрокате работаешь? – у меня мгновенно созрела мысль коммерческого толка. – Как насчет сделки?
– Кассеты хочешь на халяву смотреть?
– Почему на халяву? Ты отсыпаешься в воскресенье и даешь мне за это одну кассету, когда я заношу тебе сметану в обед. Деду скажи, что больше звонить не надо, буду сам носить без напоминаний.
Лена прищурилась, постояла в раздумье несколько секунд, а потом сказала:
– Идет. Но кассету – только на один день, утром в понедельник возвращаешь мне в прокат. А то мне голову оторвут. И говорить, что хочешь взять, будешь заранее, чтоб мне в субботу с собой забрать.
