– Я серьезно!
– И я серьезно! Лесом я занимаюсь. Лесозаготовки, обработка древесины, целлюлоза, гофротара… «Сайбириан Палп Энтерпрайзес» … Слышала небось?
– Нет! – пожала плечами Надежда. – От леса мои интересы были далеки. Разве труп какой обнаружат в буераке… А так по грибы недосуг было съездить. Вот на лыжах покататься иногда вырывалась, да еще группу «Лесоповал» люблю слушать!
– Да! – покачал головой и усмехнулся Андрей. – Очень узкий специалист!
– А почему у твоей компании английское название? Выпендреж? – спросила Надежда.
– Нет, поначалу у нас партнерами англичане были и австрияки, но мы их вытеснили, а то они слишком вольно себя повели… Диктовать вздумали…
– Так ты единственный владелец?
– Нет, я председатель совета директоров, нашей компании принадлежит контрольный пакет акций, а остальные – так… Блошки… Но скажу тебе, очень кусливые блошки… – Он вздохнул. – Тебе не понять. В лесной промышленности долгое время было спокойно, никаких громких разборок, дикой конкуренции, мы умели договариваться полюбовно и с акционерами, и с конкурентами, и с западными инвесторами.
– А сейчас что изменилось?
– Многое! – ответил Андрей односложно. И с нетерпением в голосе переспросил: – Так как же? Скажешь или нет?
– Прости, но я не люблю повторяться! – сказала Надежда сухо. – И не советую предлагать мне деньги. Могу рассердиться!
– Ишь ты, неподкупная! – скривился Андрей. – Можно подумать, ни разу в жизни денег не брала?
– Как не брала? Брала! У государства. Двадцатого числа каждого месяца. Немного выходило, но зато спала спокойно, – она усмехнулась. – Тебе это неизвестно?
– Почему же, известно! Я, кстати, политехникум закончил. Автоматизация и механизация лесоразработок. Технологом в леспромхозе работал. Правда, деньги тогда через пень колоду платили. Раз в полгода, а то и реже. Развалили леспромхозы, растащили…
– А ты их прибрал к рукам?
– Хочешь сказать, что захапал? Не-ет! У меня все по-честному. Вовремя скупил акции у работяг. Десяток за бутылку водки шли. Такса такая…
– И это ты называешь «по-честному»?
– А что? Не я, так другой бы подсуетился. Я хоть за наличку покупал, а кое-кто и впрямь за бутылку бодяги. И я ведь не перепродавал, как некоторые. Я ведь из дерьма эти лесхозы поднимал. И в грязь, и в снег все лесосеки объезжал, и не в этом джипе, а на драндулете, что в народе «козлом» прозвали… Смотри, – он оторвал правую руку от руля и протянул ее Надежде, – видишь, мозоли? Сам за бензопилу брался и сучья рубил, когда работяги в загул уходили… Привыкли они в советские времена – норма, план… А у меня свой план: работаем до тех пор, пока весь лес по договору не отгрузим. С японцами работал, с китайцами. А они ребята ушлые, даже опилки подбирали. А потом подумал, что ж я, совсем сдурел, желтопузым по дешевке лес отдаю, столько на этом теряю. А отходы так и вовсе за бесценок шли. Закупил оборудование, то да се… Теперь у меня все в дело пошло, и навар, естественно, появился…
– Понятно! – протянула Надежда. – Капиталист, выходит?
– И что из того? Я хоть и капиталист, а против народа не иду. У меня работяги зубами и всеми конечностями за место держатся. Деньги я плачу хорошие, но насчет пьянки – ни-ни!
– И что же? Как я понимаю, у тебя теперь не один леспромхоз?
– Стал бы я сыр-бор городить из-за одного! – самодовольно ухмыльнулся Андрей. – Их у меня только по России несколько десятков. Сейчас вот в Казахстан вошли. У них дела хуже, чем у нас, были. Сейчас развиваемся помаленьку. Целлюлозой занимаемся, бумагой, картонной упаковкой. Недавно фабрику купили по производству гофротары. Два года стояла, у меня заработала.
