Именно поэтому я сразу позволяю ему слишком много. Столько, сколько никому никогда не позволяла.
Не проходит и недели, как он оставляет меня ночевать у него. Не спрашивает, не заискивает, не пытается найти подход, как другие мужчины. Амир Каримов всегда берет то, что хочет. Но хочет он так, что ты сама желаешь ему это дать.
Я уже люблю. Боюсь себе в этом признаться, но люблю…
Он старше. Тогда еще не знаю, что на целых двенадцать лет. Я раньше даже глаза на таких не переводила. Мне казалось, что между людьми с таким отрывом в возрасте целая жизнь. А теперь кажется, что он и есть целая жизнь.
В тот роковой вечер, поделивший мою судьбу на до и после, мы идем в какой-то очередной шикарный ресторан, который для меня становится новым недостижимым ранее впечатлением о том, какой бывает жизнь, а для него — обыденным рутинным ужином. Потом смотрим салют для нас со смотровой, на которой долго-долго целуемся, а когда в легких вообще не остается воздуха, а губы горят от его жгучего дыхания, обцарапанные щетиной и обветренные, а ноги уже не держат, он в буквальном смысле несет меня на руках в автомобиль и увозит к себе…
Амир не спрашивает и не загадывает. Он просто знает, что сегодня сделает меня своей в полном смысле этого слова, хотя мне уже кажется, что я всегда была его, всегда его ждала.
— Сегодня ты станешь женщиной, Маша-малыш. Моей женщиной, — произносит хрипло, заставляя меня краснеть, когда не спеша раздевает, укладывает на кровать, а потом раздевается сам.
И я принимаю. Принимаю всё, что он мне дает. Боль и наслаждение. Его власть. Его пыл. Его нетерпение, которое сводит меня с ума, потому что позволяет понимать степень его желания…
А наутро, когда все случилось, он долго-долго не выпускает меня из своих объятий в постели, а когда мы наконец встаем и вместе идем в душ, что сметает еще один барьер моего стеснения перед этим невозможно прекрасным мужчиной, говорит, как всегда, спокойно и рутинно:
— Приготовь нам завтрак, Маша-малыш. А потом поедем собирать твои вещи — ты переезжаешь ко мне…
***
— Мария, вам всё нравится? — спрашивает Эльмира, вырывая меня из цепких лап воспоминаний. — Если что-то нужно обустроить в плане быта, скажите.
Хозяйка этого дома, как всегда, одета с иголочки. Белый пиджак букле с кантом из золотой цепи, черные брюки под высокий каблук-шпильку, острую, как спица. Аксессуары в тон, включая неизменные бриллианты.
В руках у нее телефон, кто-то на громкой связи.
— Да, Карин, пришли Малхасу счета сегодня, он все оплатит за доставку. Я заеду в офис к двум. Сейчас есть другие дела…
Я была удивлена, когда узнала, что жена Амира Каримова — бизнес-вумен. Мне казалось, что та девушка, которую он брал замуж, из его мира, его круга, его национальности, будет хранительницей домашнего очага, закрытой и уютной. Возможно, такой, какой у меня быть не получилось, хоть я очень и старалась, но выяснилось, что госпожа Каримова владеет сетью салонов маникюра, весьма популярных в столице. Да и дом их мало походил на уютное семейное гнездышко. Здесь было так же шикарно, как и холодно.
Бледный свет мрамора на полах, высокие потолки, минимализм с лаконичностью форм и фактур… Мне все время хотелось ежиться в этой холодной красоте, пусть и полы были отапливаемые, и температура воздуха позволяла бы ходить даже в футболке…
Но ходила я в неизменном черном платье ниже колен, как того велел протокол этого дома. И потому на фоне шикарных и ярких в своей дороговизне и изысканности нарядов хозяйки все время чувствовала себя как-то неловко, стоило нам только пересечься.
