Все! Еще прослезиться не хватало! Стоп, стоп…
Лучше про разговоры наши вспоминать, про наши беседы… Ни разу, ни одного мгновения неловкости, ни одного мгновения непонимания, да не просто непонимания – неугадывания. Ведь угадывали друг друга, как будто жизнь прожили. С полулета. Случайно такое не получается – только, если думаешь так же. Чувствуешь так же. Вот и все.
Нет, надо дать ей знать… как-то надо… Что там? Дверь открылась, ее шаги. Хорошо хоть, слух остался…
Она
– Ну вот милый, с доктором я поговорила, он опять мне про надежду сказал.
Есть, говорит, надежда.
Вот я и надеюсь.
И никогда не перестану надеяться – ты понял?
Я хочу, чтобы ты понял – никогда не перестану.
Еще он про таблетки говорил.
Что надо принимать таблетки.
Аспирин.
Тогда, может, и заговоришь. Только я вот знаешь, что подумала…
Я, конечно, не медик.
И сообразительной никогда не была.
Как ты – такой не была.
Но я твоя жена.
И я за тебя в ответе.
Поэтому я тут подумала…
А зачем нам таблетки?
Ну что нам – без таблеток что ли не справиться?
От таблеток этих только вред один.
На пенсию я уже заработала.
Брошу работу – буду с тобой дома.
Ухаживать буду за тобой – лучше, чем мамка за ребятенком ухаживает.
По вечерам будем гулять.
Перед сном – на диване сядем, обнимемся, телевизор посмотрим.
А говорить…
Если не начнешь снова говорить – не страшно.
Что ж говорить, мы и раньше мало говорили.
А про то, что ты в ту субботу хотел мне сказать – так какая мне разница?
Ну какая разница – если всегда есть надежда…
А? Как ты думаешь, милый?
Звонок
…Через три недели они вернулись домой.
Двигательные функции восстановились почти полностью. Он мог ходить – чуть прихрамывая, чуть подволакивая ногу.
Правая рука уже не висела как плеть – он даже мог сам держать ложку, мог сам кушать.
И только речь так и не вернулась.
Нечленораздельное мычание и слезы на глазах после – вот и все разговоры.
Она бросила работу, целыми днями ухаживала за ним, готовила, убирала, стирала белье, бегала по магазинам.
Когда она уходила, он садился напротив телефона, глядел на него неотрывно и шевелил губами.
Месяцев через восемь, ранней весной, в тот день был страшный гололед, она возвращалась из булочной, торопилась, потому что не любила оставлять Сашеньку одного, по сторонам не глядела.
Когда грузовик оказался слишком близко, чтобы увернуться – только успела охнуть, даже про Сашу подумать как следует не успела, одна мысль мелькнула, да и то последняя, вот и оборвалась посередине:
– Он же один там… Позвонить…
Рейс 4417, Москва – Новосибирск
Рейс подходил к концу. Они уже снизились до высоты круга, скорость упала, погода была ясная, безоблачная, летняя. Новосибирск принимал и выпускал борты без задержек, и экипаж твердо рассчитывал к вечеру вернуться в Москву. Два пилота и шесть человек персонала.
42 часа до вылета – капитан
– Да не знаю я, не видел – он опустился на траву и откинулся назад – руки и ноги еще дрожали от напряжения. – Не видел и все… откуда я знаю, как она свалилась в воду! Я вообще случайно ее заметил. Я на поплавок смотрел, а не на… тонущих беременных женщин… Что она беременная, я тоже, как вы понимаете, не видел. И вообще, старший лейтенант, лучше б дал ты мне сигарету, чем вопросы задавать… Видишь, у человека еще руки-ноги трясутся, три раза нырять пришлось, ее уже почти под корягу затянуло, хорошо – платьем зацепилась… А то бы – точно с концами. Она хоть в сознание пришла? Если родит, и все в порядке, свечку пусть за меня поставит. Ну и еще кое-что не мешало бы… Вот, другое дело – он вытащил из протянутой ему пачки сигарету, закурил от поднесенной зажигалки, затянулся и закашлялся. И тут же, вдруг поморщившись, впился пальцами другой руки в бедро. – А, чччерт… Опять ногу свело… Хорошо хоть на этот раз на берегу, а не там, а то, если б не отпустило, и я бы там остался с ней вместе… В эту самую секунду, в голубой жилке, под кожей коленного сгиба его одеревеневшей от напряжения левой ноги, оторвался тромб. Крохотная красная бляшка, словно задумавшись, зависла на мгновение в потоке венозной крови и…
