– Конечно, ты была – весна, я – осень… А пару раз мы встречались дважды в год – помнишь?
Встретившись впервые, мы сразу поняли, что продолжать жить в разных полушариях смерти подобно. И – продолжали жить.
У него была куча недостатков.
И как же я его любила – и за каждый в отдельности, и за все вместе…
– Да, я знаю… я помню…
Он же – наоборот – любил мой идеал – даже называл меня Тала – от Галатея…
Он жил на берегу океана со своей семьей. Двое детей – мальчик и девочка, и женщина с большими серыми глазами. Я видела эту фотографию у него в портмоне.
И любил меня…
– И любил – тебя…
Когда порвалась цепочка, и с моей шеи упал медальон, он попросил показать – что внутри.
– Наша мужская толстокожесть… Я причинил тебе боль…
Там была фотография моего мужа и дочери. Я поцеловала их и положила медальон на прикроватную тумбочку.
Ну и кто мы после этого?
– Как – кто? Мужчина и женщина. Всего-навсего. Мужчина – и – женщина… А кто же еще?
Когда человек тонет, в определенный момент времени он перестает сопротивляться.
И тогда идет ко дну.
После нашей встречи я перестала сопротивляться.
А дна все не было.
Была ежесекундная тоска по несбыточному.
И горячее – прямо под ребрами – счастье.
Я переполнилась своей любовью – как кувшин.
И любовь стала переливаться через край:
Мы любили друг друга так самозабвенно и горячо, так бескорыстно…
Что со временем начали меняться.
Это был удивительно, упоительно и странно…
– Это было – необыкновенно…
Привычки, словечки, мысли, интонации – мы обменивались друг с другом – собой, чтобы слиться еще плотнее, еще больнее, еще беспощаднее.
– Какой же сладкой была эта боль…
Пожалуй, это было два кувшина, тяжелых, теплых, переполненных божественной влагой, в самый важный момент времени не вынесших собственного счастья и опрокинувшихся, и перелившихся через край.
Воды смешались, и уже стало не отличить Адама от его ребра, ласточки от гнезда, солнца от моря.
Я стала им, а мой любимый стал мной.
Мы стали – одно.
Срослись, как сиамские близнецы.
Исчезли его недостатки и разница в возрасте. Привычка и раздражение обыденным нам не грозили, и – так получилось – что победила любовь.
– Ей повезло – мы встретились…
2. Когда погаснут огни
Время, если и не лечит, то, по крайней мере, расставляет все по своим местам.
Прошло двадцать лет счастья.
Дан умер.
Потом еще двадцать лет безмолвия.
Говорить было не с кем и не о чем.
Вы спрашиваете – жили ли мы вместе?
Нет.
И даже не виделись больше никогда.
А разве это что-то меняет?
Сейчас я живу в доме для престарелых и молчу, глядя в окно.
Мне снова восемнадцать. Особенно летом.
Особенно в предзакатные часы.
Вот только бессонница…
С темнотой приходят ветер и беспокойство.
Мне кажется, что он рядом – стоит лишь протянуть руку – и я коснусь его щеки.
Если б вы только знали – что для меня значит этот миг… Иногда мне чудится его профиль в окне напротив.
А один раз я увидела там женщину – она сидела и расчесывала перед туманным зеркалом свои длинные черные волосы.
И каждый вечер я ворочаюсь в кровати, сбиваю в жгут простыни, отталкиваю от себя подушку.
Мне восемьдесят шесть, у меня прекрасная память и я все время зову его. По имени и всеми уменьшительными прозвищами, которые мы давали друг другу раньше.
А сон все не идет.
Может быть, когда погаснут огни в доме напротив, я усну.
Но ни за что раньше.
Ни за что.
3. Ожидание
Я не знаю, что с этим делать. Не знаю даже сейчас. Я прихожу сюда – в этот дом напротив и смотрю. Молча, потому что меня все равно нельзя услышать. Но она – слышит. Она умеет читать мои мысли – спустя двадцать лет – до сих пор… Даже отсюда.
