А вон там, за углом, видите мешки? Это специи и всевозможные пряности. Следом за ними – квартал портных. За своими машинками они работают лицом к прохожим с утра до вечера, не покладая рук. Тут же и продавцы матрасов, и здесь же набивают подушки, раскатывая пуховое облако прямо на дороге.
А потом нас выносит на «сушу» – крошечный пятачок потайного двора. Мы забредаем перекусить в одно из местных кафе (темное и пыльное, в лучших традициях), и со всех столов, посуды и еды на меня глядят они – беспощадные азиатские микробы.
Когда твоя мама доктор, ты не только готов к атаке микробов с десятком прививок, но и знаешь практически все о кишечных инфекциях, безрадостной статистике («от 40 до 60 процентов приезжающих в азиатские страны подхватывают заразу»), и даже можешь приготовить ригедрон в домашних условиях (на случай, скажем, холеры – почему бы и нет?).
Со своей водой, вилкой и дезинфекцией сажусь к краю стола в ожидании вражеского штурма. Заказываю момо, «с овощами, конечно», припомнив штабеля голых куриц, разложенных на газете у самой дороги. Момо – это такие непальские манты, с овощами, курицей или мясом яка, острые со всех сторон. Ася заказывает тукпу, непальскую лапшу. Когда же нам приносят еду, мы забываем обо всех предосторожностях – настолько вкусно, что хочется есть руками. «Даньевад, – говорим мы, – дери мито». Спасибо, очень вкусно! Пожалуй, еще по одной порции.
* * *
К вечеру отравляемся на базар. Ряды одинаковых палантинов из «шерсти яка», если верить надписям, разноцветные шапки и вязаные носки, масла и светильники, деревянные бусы, грозные маски и псевдостарина – быть может, изящно в деталях, но вместе довольно нелепо.
За наше внимание соревнуются, пожалуй, все, но мы отдаем предпочтение бумажной лавке. Не торговаться в Тамеле – обижать продавца, и с большим уважением к традициям мы пускаемся в жаркий спор:
– Сколько стоит открытка?
– Семьдесят рупий.
– Я дам тебе тридцать рупий.
– Но она не стоит тридцати рупий!
– Верно, она стоит еще меньше.
– Пятьдесят рупий.
– Тридцать.
– Ну, хорошо, ни тебе, ни мне, сорок пять рупий.
– Тридцать.
– Ты меня разоряешь! Ну ладно, забирай! – всплескивает руками возмущенный продавец.
И пока я упаковываю открытку, продает еще одну, местному, за десятку.
2.1. Сокровища Катманду. Три королевские площади
Необыкновенный контраст Катманду с реалиями западного мира, с которым еще утром я попрощалась в аэропорту Домодедово, усиливает и то обстоятельство, что иностранцев здесь практически нет. То ли оттого, что сезон дождей еще не закончился и трекеры дожидаются своей очереди на рейс следующего месяца,[6] то ли потому, что город, основательно разобранный землетрясением и не успевший восстановиться за год, еще не представляет туристической ценности. В любом случае, горстка туристов, рассредоточившись по Тамелю, совсем не разбавляет азиатского колорита, как и время – оно равнодушно стоит в стороне от этого мира. Ведь до 1951 года Непал оставался изолированным государством, и впервые открыл свои земли и сердце Западу лишь во второй половине прошлого века.[7]
Я влюблена в состояние путешествия во времени, но никогда не чувствовала его с такой силой, как здесь, – в укромных переулках, какие ведут нас в обход кассиров на площадь Дурбар бесплатно.[8] Узенькие, косые по нужде, а не из исторической моды, грозившие обвалиться в любой момент, они открывают свои богатства любопытному. Мы ныряем в каждый двор, каждый дом и находим то необыкновенной красоты индуистский храм в красных оборках, то домашнюю рукопрядильню. То ни с того ни с сего попадаем в атмосферу семейного быта со стиркой, готовкой и купанием прямо во дворе.
