Сидевший на табурете офицер наклонился в сторону пленного, глубоко вдохнув, демонстративно расширил ноздри и замахал рукой перед сморщенным носом – всем видом демонстрируя силу неприятного запаха, который источало обмундирование бойца Красной армии.
– Wo ist deine Gewehr?9 – вдруг произнес офицер.
– Не выдали, – ответил военнопленный, демонстративно выслушав перевод.
– Wie bitte?10 – не понял перевода военный.
– Просто не выдали и все, чего тут непонятного? – недовольно буркнул пленный, мысленно ругая тех, кто отправил его безоружного на верную гибель.
– Bist duein Pazifist?11 – продолжил задавать вопросы штурмбанфюрер Йозеф Камбер.
– Что это такое? – не понял военнопленный, дослушав переводчика.
– Пацифист – бросай маузер, – произнес переводчик, взял карабин у стоявшего рядом охранника и опустил на пол.
– «Nicht маузер – ест пацифист»? – от внезапной догадки непонятного вопроса у Ильи расширились глаза.
– Ну, фриц, даешь! Я не ваш цифист. Я зэка!
– Что ест зака? – теперь уже не понял фразу переводчик.
– Зэка – это тюрьма, забор, решетка, Сибирь, лагерь, понимаешь?
– Ты ест Сэбирь каторга?
– Нет, не каторга, я – зэка, правда, особых различий не вижу, – смачно выругавшись, штрафник умолк, после небольшой паузы добавил, – настоящую винтовку мне не дали, а от деревянной балалайки я отказался.
– Ты играть балалайка?
– Да ну, что ты, балалайкой у нас похожую на винтовку деревяшку зовут. Красноперые приказали маузер у тебя, фриц, забрать! – при этих словах Илья указал на охранника пальцем своей не меньше телячьей лопатки ладони.
– О-о-о! – вникнув в смысл громко сказанного перевода, теперь уже округлили глаза все присутствующие военные. Приставленный охранником к военнопленному егерь весь напрягся, моментально поднял с пола карабин и отступил ближе к двери. Сидевшие за столом военные, то одобрительно кивали, то недоуменно и заинтересованно переводили взгляды от переводчика к Илье и обратно, веселясь, и бурно обсуждая услышанное. Продолжая расспрашивать пленного бойца, также веселясь, как и все присутствующие, переводчик пытался быстро переводить ответы, но не всегда это получалось.
– Ты шел в гору за маузер?
– Нет. Пёрся в атаку высотку взять, ну заодно и что-нибудь прихватить из чего стрелять можно.
– Патрон брать где? – не унимался проявлять инициативу переводчик.
– Этого добра у нас хватает. Стрелять не из чего. Попробуй приказа не исполни, когда красноперые за спиной с пулеметами на взводе! В лучшем случае – трибунал и штрафбат, но я там уже был, в худшем – могила, куда очень не хочется…
– Что ест красноперы?
– Сказал же – суки в картузах с красными околышками, с пулеметами и автоматами!
– Собака носит автомат?
– Нет, это не собаки, но и людьми не назвать. Они хуже диких псов. Нас голодом морят, а сами жируют и псов своих откармливают.
– Трибунал пес… – попытался догадаться переводчик.
– Не угадал, брат, трибунал сам по себе. У нас по законам военного времени командир трибунал тебе и палач в одном лице. Шлепнет если – что и не посмотрит – сытый ты или голодный. Трибунал так себе, для вида.
– Ты ест голод?
– Верно жрать-то охота! Двое суток до атаки без горячего сидели. Выданный трехдневный сухпай в два присеста проглотил, а кухни нет. Голод не тетка, с голыми руками погонит куда угодно, даже без наркомовской сотки. Военнопленный вытянул вперед руки и сжал ладони.
Все присутствующие дружно уставились на его кулаки размером с голову годовалого теленка каждый.
