– Вы это в две глотки о чем? – раздраженно поинтересовался верзила.
– И про остров тоже. Жену, командира воинов, не ты ли много лет ублажал, да еще как! Блудница двойню родила. Не забудь и про полтора десятка невинно убиенных, – из угла продолжал завывающим тоном протяжно ныть надоедливый тенор.
– Я и сам все помню, и про жену начальника режима не забыл. Не понимаю, чего в этом греховного? Про двойню не знал. Думаю, это неправда? Откуда знаешь? – мгновенно отреагировал Илья, поворачиваясь в сторону голоса.
– Правда, правда! Вот что я скажу, – раздался визг, но уже рядом с ухом мужчины, – разве не понимаешь, мой коллега от тебя добровольного признания и покаяния добивается.
– Какого еще признания, а покаяния в чем? – удивленно поинтересовался Алёшин.
– В грехах твоих земных и делах мало праведных!
– Разве такое бывает? – не переставал удивляться Илья.
– Бывает, мил-человек, еще как бывает. Вы на острове с чужой бабой тешились, пупсов ей сотворили, – пробасил ангел.
– И что? Причем тут я? У нее мужик был, в НКВД должность немалую занимал.
– Занимал, занимал, теперь в моем хозяйстве свои телеса греет, – перебивая бас, хихикнул тенор, – не знаю, надолго ли его хватит, но старается.
– Она сама ко мне пристала.
– Признайтесь честно, вы ведь не упустили возможность воспользоваться женской слабостью? – задал вопрос белый человек.
– И что из этого? Про подстилку вертухаеву мне мало интереса.
– А вы послушайте, – грохотал бас прямо в лицо Алёшина, – страдалица в муках родила и уже много лет одна двойню растит.
– А соседку свою, солдатку несчастную, любовью уважил? – успел вставить свой вопрос черный человек.
– Было один раз. Но это по любви, думаю, взаимной!
– Тоже на острове? – спросил белый страж.
– О чем это он? У этого парня стезя такая, на островах свою плоть ублажать, – вновь хихикнул человек в черном.
– После чего блудница на свет пупса здоровенького произвела, – невозмутимо закончил человек в белом.
– Ну и что? У Ленки муж с отсидки откинулся. Они сами на радостях в состоянии сгоношить!
– Говорю же тебе! Этому белобрысому пройдохе до твоих похождений интереса совершенно нет, – горячо дышал в ухо тенор, – он не признания, а твоего раскаяния добивается.
– Признайтесь добровольно, с бабами было? – успел вставить вопрос белоголовый.
– Вроде было и что. Бабы замужние. Про детей ничего не знаю. Они не мои.
– В грехах земных, вы, любезный, обязаны чистосердечно сознаться и искренне покаяться! Если желаете в сады райские! – пробасил человек в белом, опередив своего чернобородого приятеля.
– Не юродствуй, друг мой! Поверь на слово, по всему видно это чудо не твой клиент и садов Господних этой заблудшей овце точно не видать! Тем более, его ожидает великое, более глубокое грехопадение, – провизжал черный человек.
– С какой тоски я должен быть чьим-то клиентом, и куда вы оба мне падать прикажете! – из последних сил смастерив капризную гримасу, возмутился Илья.
– У нас непринято встревать, когда взрослые разговаривают. Мы судьбу ведь вашу решаем, – сделал многозначительное замечание богатырю человек в белом.
– Я и не встреваю. Нечего мной зазря понукать.
– Видишь, какой он, этот пришелец, как минимум половину заповедей твоего хозяина меж ног пропустил, а еще сколько впереди затычин будет, ты только представь!
– Если ты, брат, знаешь, что субъект такой греховодник, стало быть, он твой клиент. Забирай его и на этом действо завершим, – перебив коллегу, передернув плечами, назидательным голосом пробасил белый ангел.
