О чем рассказал веер - страница 4

Решили попробовать.

Ольге Николаевне достался вопрос: «Любите ли вы дурачиться?» И ответ: «Довольно часто».

Нюте: «Влюблены ли вы?» – «Поцелуйте меня, и я вам скажу».

Дамы заставили Ивана Ильича принять участие в игре, и ему выпало:

«Много ли у вас желаний?» – «Я бы этого не сказал».

И так 28 гаданий. Было много смеха, шутливых упреков и обвинений.

Крещенское гадание закончилось на веселой ноте. Вдруг Нюта серьезно спросила:

– А почему все-таки этот веер не был завершен? Смотрите-ка, медальон раскрашен – и все, на этом работа замерла.

– Могу предположить, – начал Иван Ильич, – что его отпечатали и начали расписывать накануне Французской революции. Остались в прошлом галантные празднества и забавы, словно сошедшие с картин Ватто и Фрагонара. Игривость, тем более на веерах, стала неуместной. Мудрый Талейран вспоминал: «Кто не жил в годы, близкие к 1789-му, тот не знает, что такое радость жизни».

Ольга Николаевна подтвердила:

– После Французской революции искусство веера постепенно пришло в упадок. Веерами почти не пользовались. И только в эпоху Наполеона веера снова вошли в моду, но – маленькие, в соответствии с «античной» модой эпохи ампир. Проницательная мадам де Жанлис объясняла это по-своему: «Раньше, когда краснели, когда хотели скрыть застенчивость или смущение, носили большие веера; веер был защитой, обмахиваясь им можно было прикрыться. Теперь мало краснеют, не смущаются, не имеют никакого желания скрывать и носят неприметные веера».

Потом она добавила:

– А знаешь, Нюточка, у меня есть еще один веерный экран этого времени, он совершенно готовый, но так и не стал настоящим веером. Я тебе его покажу на днях. Правда, он еще более игривый, но ты ведь уже взрослая барышня.

Все рассмеялись. Тетя поцеловала племянницу и пожелала покойной ночи.

Веер-бальная книжка, перламутр, кость, металл.

Франция, 1840-е гг.

Ольга Николаевна вернулась из антикварной лавки раскрасневшейся, тотчас вооружилась лупой и села рассматривать свою покупку. Улыбка не сходила с ее лица.

Неслышно подошел Иван Ильич и заглянул через плечо.

– Новый экспонат в твою коллекцию?

– Посмотри, Иван, это веер – бальная книжка. Старинный, я думаю, первая половина XIX века. Обложка перламутровая, а листки-пластины костяные. На них записывали свинцовым карандашиком название танца и имя кавалера, пригласившего даму. Не дай Бог ошибиться. Скандал! После бала записи можно было легко стереть. Но хозяйка этого веера – бальной книжечки сделала остроумные зарисовки.

Ольга Николаевна раскрывала одну за другой пластины-страницы.

– Не правда ли, эти рисунки напоминают иллюстрации к «Горю от ума»? Вот этот персонаж, согнувшийся в полупоклоне, напоминает Молчалина. А этот, с брюшком, грудь колесом, похож на Репетилова. Этот, тонконогий, вышагивает, словно по льду скользит, – точь-в-точь Загорецкий. Вот и военный, чем не Скалозуб?

– А Чацкий-то есть в этом обществе «уродов с того света», как писал Грибоедов?

– Вот он – романтичный мужчина! Изображен, кстати, без всякой насмешки. Видно, дама ждала-ждала его приглашения, но…

– Вместо танца в объятиях этого красавца она упражнялась в остроумии, – закончил Иван Ильич. – Уж ты-то на балах никогда не занималась рисованием.