Крис чувствовала себя так, будто ей дали под дых и какое-то время было нечем дышать, но сейчас, вот-вот еще немного, и отпустит, не в первый же раз. Сколько Крис себя помнила, сценарий всегда был одним и тем же. Скачешь беззаботной веселой девочкой, открытой миру, людям, а они раз за разом бьют тебя в солнечное сплетение. Но девочка не унывает, отдышавшись, снова щедро и искренне делится радостью своей души. До следующего удара. Наблюдая в троллейбусе за лицами женщин среднего возраста, она всегда удивлялась, что заставляло их принимать такие унылые выражения и почему уголки их губ чаще всего опущены, и глаза потухшие. Вот у нее на лице все иначе: и улыбка, и огоньки. Поначалу она винила этих женщин, но со временем стала все больше понимать, что это зависит от того, сколько раз они получали под дых.
Горькая обида не отпускала, уже не на Саню, не на Пашку, а на этих довольных своей низостью представителей закона. Сесть она не могла, хотя бомжи подвинулись, освободив ей место на скамейке. Они были грязными, вонючими, пьяными, жалкими, но такими беззащитными и смиренными перед этими шакалами в униформе.
По одному их выводили из клетки и били, просто били, а после отпускали, удовлетворив свою не поддающуюся разуму Кристины страсть. И при этом кидали в ее адрес комментарии, что, мол, жди и до тебя очередь дойдет, только после них и тобой займемся. Страха не было, все казалось нереально мерзким. Она была уверена в своей безопасности, ведь одно дело – бить бесправного бомжа, и совсем другое – полноценную гражданку общества, администратора гостиницы. Дальше слов их издевательства над ней не пойдут, но она чувствовала, что уже никогда не сможет быть прежней после увиденного.
Четыре часа Крис стояла, будто ей в позвоночник вбили кол, не отрывая взгляда от происходящего, пока бомжи не закончились, и уставшие, но довольные полицейские не уселись, развалившись, на своих местах. В клетке она осталась одна.
– Фамилия, имя, отчество? – произнес немного утомленным голосом главный из них, все тот же щуплый отморозок, потирая руки.
– Карельская Кристина Валерьевна, – сухо ответила она.
– Дата рождения?
– 10 сентября 1987 года. – Он записывал в журнал.
Дальше последовали вопросы о месте жительства, образовании, работе.
– Остался один вопрос, и от него зависит, как долго ты будешь сидеть в клетке. Что ты делала в подвале? Советую говорить правду, а то в террористки запишем. – Они снова заржали.
Стыдно, очень стыдно, но она решила, что выйти сейчас важнее, ведь ее уже четыре часа нет на рабочем месте, и начальница исходит гневом, это она чувствовала даже на расстоянии всей своей кожей.
– За своим парнем следила, он мне изменяет, – не удержавшись от того, чтобы густо покраснеть, выдавила девушка.
Раздался еще более мерзкий смех.
– И кто он? Фамилия? Говори, без этого не отпустим, – измывался прыткий.
– Красин, – произнесла Крис из последних сил, чувствуя, что большей издевки не выдержит и начнет плакать.
– Пашка Красин. – Они заливались.
Главный мотнул головой, и тот, что сидел ближе к клетке, отщелкнул замок и открыл дверь.
– Проваливай.
Крис шагнула через порог и едва смогла процедить сквозь зубы просьбу вернуть телефон, а после быстро шла на ноющих от напряжения ногах, кипя от возмущения, в отель. Еще бы чуть-чуть, и самообладание оставило бы ее, были бы жалкие слезы. Девушка вздохнула с облегчением, что до этого не дошло, и в голове завертелись планы мести. Должна же она была как-то им за это отомстить.
