Оставила Бетси записку и ушла, не дождавшись его:
«Извините, Алексей, но я решила прервать наши отношения, как бы ни были они мне приятны, до того времени, когда определюсь, как далеко они могут зайти. Настоятельно прошу не преследовать меня. Анна».
…Она продолжала бывать в свете, очень редко. Вронский делал попытки объясниться, но она никогда не оставалась одна…
Долго болел Сережа, для восстановления его здоровья Каренин отвез семью в Карлсбад на воды и они вернулись только к лету. Лето она с сыном проводила на даче.
Алексей Александрович приезжал раз в неделю на день-два, оставался на ночь, но близость с ним она уже терпела с трудом, стала смелее отказывать, ссылаясь то на усталость, то на недомогание, а из процесса почти убрала страсть: приноровилась получать оргазм «виртуально» и не во время секса. Он все понял, представил, как он был смешон, приписав ее страсть чувством к себе.
«Она уже изменяет мне в мыслях… пока?»
Он стал чувствовать страшную обиду. Но старался не подавать виду. Свел к минимуму «исполнение долга»…
К ней изредка наведывалась Бетси, делилась новостями. О Вронском не заговаривали, но однажды она испытующе взглянула на Анну:
– Не хочешь узнать, что с Алексом?
Анна испугалась, схватила подругу за руку:
– Что с ним!?
Бетси лукаво засмеялась.
– Успокойся, ничего плохого! Здоров, но сам не свой. А ты?
Анна погрустнела.
– Не знаю, мне плохо сейчас, но то ли ему нужно, что и мне!?
– А ты отдайся на волю волн и веди себя, как все. По ходу и поймешь…
Анна сидела на веранде до темноты. Мысль была одна:
«Я не хочу себе лгать, я хочу быть с ним, но смогу ли, „как все“? А если не смогу, то как?!»
Подошел июль. Анна услышала звуки подъехавшей кареты, выглянула в окно… и заметалась по комнате: у кареты стоял Вронский, подав руку сходившей Бетси. Она бросилась к зеркалу, что-то лихорадочно поправила в прическе, на платье, вышла к ним.
