О душах умерших людей - страница 2
Однако в учении Вольфа было два подводных камня, неприемлемых для российских мыслителей. Это учение о предустановленной гармонии как способе объяснения соединения души с телом и рационалистическое учение о Боге. Российские мыслители предпочитали новейшим сочинениям аристотелевскую концепцию «физического втечения». Декартовско-мальбраншевская «система случайных причин» и «система предустановленного согласия» Лейбница – Вольфа казалась им некорректной с точки зрения морали, так как делала Бога ответственным за все события и поступки, в том числе осуждаемые морально[15]. Кроме того, им казалось невозможным стремление Вольфа (а позже и других немецких философов) делать Бога объектом рационального исследования, предполагавшим, что Метод более универсален, чем Творец.
В истории философии, написанной архимандритом Гавриилом, в статье о Вольфе, которая носит название «Лейбницев редактор», автор пишет: «Идеи Лейбница, исключая учение о монадах и гипотезы предопределенного согласия, в Германии распространил Христиан Волф, который через занятие математикою, философиею Картезия, сочинениями современника лейбницева Ватера Чирнгаузена, сделался одним из затнейших философов школы догматической. Его услуга состоит в том, что он умел основательно и в систематической связи представить все учение Лейбницево при помощи метода, называемого математическим; а недостаток его заключается в том, что он преувеличил этот метод и подчинил его всем тонкостям формализма. Можно сказать, что он своею медлительностью и бесполезным разбором логических понятий содействовал к происхождению отвращения к занятиям умозрительным, и в особенности к изысканиям метафизическим. Нравственность, которой он учил, основывалась на следующем главном правиле: делай то, что усовершает тебя и твое состояние. Поелику все то, что делает нас и наше состояние совершеннейшим, называется добром, а все то, что делает нас и наше состояние несовершеннейшим, называется злом: то некоторые из последователей Волфия выражают его начало следующим образом: делай добро и уклоняйся зла. Но сей закон Волфия дышит самолюбием, а потому противен природе существа одаренного разумом, который обязывает нас стараться о усовершенствовании других, иногда даже с ущербом собственного благоденствия»[16].
Болотов довольно быстро понял, что вольфианство входит в противоречие с его принципиальными мировоззренческими принципами. Он отмечает, что «философия сия имела многие недостатки и несовершенства: что самыя основания, на которых все здание оной воздвигнуто, были слабы и ненадежны и что вообще была она такого свойства, что дотоле, покуда человек, прилепившийся к оной будет только вскользь оной держаться и оставаться довольным тем, что в ней содержится, он может быть и добрым и безопасным, а как скоро из последователей оной кто-нибудь похочет далее простирать свои мысли и углубляться более в существо вещей всех, то всего и скорее может сбиться с правой тропы и заблудиться до того, что сделается наконец деистом, вольнодумом и самым даже безбожником»