Глава 3 «В которой Хрюн попадает туда, куда не собирался»
Один из воронов господина Бодеса, прозванного в народе «Всевидящим», сидел на старом дубе, прикрыв веки и предаваясь воспоминаниям об одной пикантной ситуации с молодой самочкой, когда в десяти метрах от него раздался глухой стук и на земле явственно проступили силуэты двух лежащих людей, держащихся за руки. Он недовольно воззрился на них. Оказалось, что держались они не за руки, а за ручки медного кувшина.
Непонятная ситуация с непредсказуемым продолжением. Ворон поскрёб когтем голову и решил, что лучше доложить хозяину. Сфокусировался и начал транслировать господину картинку.
А посмотреть было на что. Бородатый здоровяк резко сел и повернулся к тому предмету, что сжимал в руке.
– Ах, ты ж сволочь! – он притянул к себе кувшин, чем привел в сидячее положение молодого человека рядом. Тот захлопал глазами. – Что ты вытворяешь?
– Ты пытался украсть мой кувшин! – молодой человек был сердит.
– Работа у меня такая! Ох, ёёё…… – бородач вдруг взвыл, посмотрев на свой медальон.
Камень в медальоне был чёрным и растрескавшимся.
– Сломался, ааааа…… – вдруг взгляд его сделался злым и обиженным, как у маленькой девочки, куклу которой только что обезглавил брат. – Это ты виноват! Камень не смог двойной вес перенести. 500 монет. А ты……, – слов у рыжего явно не хватало, зато ярость прибывала с каждой секундой: – Я тебе кишки выпущу!!!
Бородатый вскочил и поднял руки, растопыривая толстые сардельки, которые он, вероятно ошибочно, называл пальцами.
Драки – пожалуй, самое любимое народное зрелище после пожара. Ворон, получивший билет в первом ряду, переступил с лапы на лапу в предвкушении.
Молодой человек резко поднялся. И когда бородатый кинулся на него, вдруг вскинул руку и ткнул нападающего в солнечное сплетение. Видимо контрдовод был убедительным, поскольку бородатый решил отложить свои планы, рухнул на колени и захрипел.
– Ты пытался украсть мой кувшин! – спокойно повторил молодой человек. – Ты сидел у меня в гостях, пил моё пиво и ограбил на прощание?
Ярость в глазах бородатого, притухшая уже, теперь стала окончательно вытесняться виной, изумлением и неловкостью. Он с трудом поднялся и просипел: – Ну… это… да. Но… – и стушевался. Видно было, что извиняться он не привык, хотя ситуация явно требовала каких-то слов.
Молодой нагнулся, поднял кувшин, и, отряхивая его от песка сказал: – Это – одна из трёх вещей, оставшихся мне от отца. Я им очень дорожу. Но тебе-то он зачем? Он же ничего не стоит.
Бородач, избегая смотреть ему в глаза, ответил: – Не знаю как у вас, а у нас медь – в большой цене!
– И какой курс?
– Одна медная крона к сотне золотых гульденов.
– Что за странный мир у вас?
– Ничего странного. Волшебник один, Фергюс, да будет проклято его имя, лет триста назад всю медь в мире в золото превратил. Благодетель хренов. Почти ни один король в мире на троне не усидел и года после этого. Все города кровью залиты были. Пятьсот монет, – он замолчал. – Ты мне должен, Хрюндель Мартелл.
Ворон наклонил голову, прислушиваясь к чему-то внутри себя. После этого спланировал за спину спорящей парочке и, приземлившись, начал изучать стоящий на земле кувшин. А посмотреть было на что.
Кувшин, в полтора локтя высотой, имел форму, какие присущи молодым деревенским девушкам. Плавные обводы пухлых бёдер сходились к осиной талии и снова уширялись в районе бюста. Ручек у него было четыре, и это действительно были ручки. Женские. Упирающиеся в бёдра. Между каждой парой ручек находилась пара превосходно выполненных грудей. Общим числом восемь. Заканчивался кувшин узким горлышком, чуть шире бутылочного. И узость горлышка делала удивительным рисунки, которыми был покрыт весь кувшин. Это была чеканка. Чеканка изнутри. Какими инструментами пользовался мастер, чтобы «через замочную скважину оклеить дом обоями» – загадка. Один рисунок повторялся дважды. Это было животное, похожее на полосатого быка с четырьмя сильно загнутыми рогами, стоящее в четверть оборота. Только ноги его украшали не копыта, а мощные когти. Под ним шла какая-то надпись на ленте.
